Евгений Лукин - Штрихи к портрету кудесника

Под топчаном имелось всё что душе угодно, включая початый ящик водки, принятый позавчера на хранение у склонного к запоям наставника. Не было только тетрадки.

В задумчивости юноша покинул тесное своё обиталище и проследовал в комнатёнку, загромождённую древней мебелью и не менее древней утварью. Старый колдун Ефрем Нехорошев сидел у застеленного газеткой стола, одетый по-домашнему, и сооружал нечто напоминающее лорнет с закопченным стёклышком. Мастерил по заказу. Покосился из-под всклокоченной брови на вошедшего и снова сосредоточился на рукоделии.

— Ефрем, — сердито сказал Глеб. — Ты мою тетрадку брал?

Чародей восторженно хрюкнул. Вообще был смешлив.

— Брал, как же, брал! — с язвительной готовностью подхватил он. — Ошибки исправить… Вдруг запятая где не там стоит!

Срезал, что называется. Продолжать дознание не имело смысла. Даже если и вправду брал, попробуй уличи! Память способнейшего из учеников неизменно пасует перед памятью учителя уже в силу возможной выволочки.

Вторым внимание Глеба привлёк распластавшийся на мониторе серо-белый кот Калиостро. Дрых он там чуть ли не со вчерашнего вечера, что, впрочем, ни о чём ещё не говорило, поскольку алиби у кошек нет и быть не может — в связи с их способностью находиться одновременно в нескольких местах. Специальная литература полна историй о котах с двумя, а то и с тремя хозяевами. Проникнуть в запертое помещение для этих тварей тоже не проблема. Однако с лохматой серо-белой бестией Глеб чуть ли не в первый день своего ученичества заключил пакт о ненападении. Допустим даже, что котяра, рискуя испортить отношения, уволок тетрадку из вредности, но ведь не дальше чуланчика! Сквозь дверь он бы её никак не протащил… А чуланчик Глеб только что обыскал.

Ладно, положим, материальные сущности отмазались. А что с нематериальными? Учёная хыка отваживается выходить из-под койки на долгую прогулку только в безлунные ночи при выключенном свете. Днём её вылазки редки, мгновенны и обязательно связаны с изгнанием нежеланного посетителя, дай ему Бог здоровья, если, конечно, получится. Однако с утра в дом кудесника никто самовольно не вламывался, а тетрадка лежала себе на тумбочке. Стало быть, и на хыку стрелки не переведёшь…

Оставался всего один подозреваемый.

Портнягин приблизился к яростно вращающемуся напольному вентилятору, лишённому шнура и мотора.

— Ефрем, — снова позвал учителя ученик. — А он всё время его крутит или как?

— Барабашка-то? — откликнулся тот, склонив над столом редеющие нечёсаные патлы. — Всё время… Никак сам себя, бедолага, не ухватит. Проворный…

— И с чего его так зациклило?

— А с чего вас перед игровыми автоматами циклит? — с ухмылкой отвечал колдун. — Вот и его с того же… Азарт, Глебушка, азарт! Вся разница: вам-то, слышь, то поспать надо, то поесть, то на работу сходить… А ему ж ничего такого не требуется. Энергетика… — Ефрем выпрямил хребеток, приставил собранный лорнет к правому глазу, посмотрел на дребезжащий подпрыгивающий ветряк и, судя по гримасе, остался доволен изделием. — Поди взгляни…

Глеб подошёл, взглянул. Обычно старикан запрещал ему баловаться приборами астрального видения: сам, дескать, духовное зрение развивай! Вообще держал в ежовых рукавицах… Но тут, конечно, случай был особый: своей работой — да не похвастаться?

Физический мир сквозь закопченное стёклышко был почти не виден. Зато явственно проступил астрал: в частности, увлечённый ловлей собственной пятки барабашка, заодно приводящий в движение лопасти вентилятора. Строго говоря, барабашки четвероруки, но так уж принято выражаться: за пятку, мол, себя ловит.

— Да, круто подсел пацан… — заметил Глеб, возвращая хитроумное, хотя и простенькое устройство. — А домовые к тебе не заглядывают?

— Гоняю я их… — с кислой миной промолвил Ефрем. — Зверушки ничего, забавные, но линяют. И ладно бы физически, а то ведь весь эфирный слой от них в пуху…

— Значит, забредают иногда, раз гоняешь?

— А что это ты вдруг про них?

— Тетрадка у меня пропала! — досадливо напомнил Глеб. — Вот думаю теперь, кто взял…

— А чего тут думать? — удивился колдун. — Если нечисть какая спрятала, вежливенько попроси вернуть. А не вернёт — матом обругай, они этого сильно не любят, особенно домовые…

С лёгкой руки репортёров, введённых в заблуждение недобросовестными свидетелями, принято считать барабашек городской разновидностью домового. Когда подобную нелепость повторяет обыватель, его трудно за это винить, но когда то же самое слышишь от человека, имеющего дерзость называть себя специалистом, право, досада берёт. Невозможно даже вообразить более далёкое от истины утверждение, однако оно уже становится расхожим.

Дальше, как говорится, ехать некуда!

И стоит ли удивляться уровню профессиональной подготовки, если рынок заполонили проходимцы и самоучки, овладевавшие азами ремесла по одноразовым (и, как правило, уже использованным!) учебникам магии, а то и вовсе по комиксам. Будучи прямым наследником заборной живописи, данный вид бумажной продукции, несмотря на отчаянную борьбу министерства просвещения с грамотностью, у нас до сих пор приживается неохотно. И слава Богу! Вся эта эзотерика в картинках и оккультные книжки-раскраски способны лишь ввести потребителя в заблуждение, поскольку астральная фауна представлена в них с вопиющими ошибками.

Между тем достаточно сравнить носопырку домового с дрыхальцем барабашки, чтобы уяснить, до какой степени несходно их строение. То же касается и остальных органалей. Далее. Барабашка — исключительно потустороннее существо, способное, правда, перемещать физические предметы. Домовой, напротив, одинаково хорошо чувствует себя по обе стороны незримой грани, отделяющей грубоматериальный мир от тонкоматериального. Обычно он является нам в виде обаятельного пушистого зверька, но может принять и облик морщинистого карлика в ношеной национальной одежде. И наконец, главное: домовые в отличие от барабашек владеют членораздельной речью.

Происходя от разных корней, принадлежа к заведомо нескрещивающимся видам (барабашки вообще почкуются), и те, и другие тем не менее делят один ареал и зачастую ведут себя очень похоже, что, видимо, и послужило причиной досадной путаницы.

— Шутик, шутик, поиграй и отдай! — вежливо попросил Глеб Портнягин, сильно подозревая, что без мата тут всё-таки не обойтись.

Потом вспомнил, что под приглядом ни барабашка, ни тем более домовой никогда ничего не возвратят, и отвернулся. Выждав с полминуты, украдкой покосился на тумбочку. Там, как и предполагалось, было по-прежнему пусто. Глеб набрал уже воздуху, собираясь приступить ко второму, решающему этапу убеждения, когда заметил вдруг торчащий из-под подушки клетчатый уголок тетради.