Василиса Огнева - Коварство дикой магии

Она сама сделала себе магическую анестезию, чтобы все видеть. А он сделал ее себе. Они лежали на боку. Напротив друг друга. Его руки в перчатках ловко орудовали скальпелями и зажимами. По пятому межреберью он вскрыл грудные клетки себе и Дане. От края позвоночного столба сзади до переднего края грудины спереди и раздвинул ребра специальным расширителем. И вскоре их сердца оказались пересаженными. Осталось только прочитать заклинание жизни.

Но Дана успела быстрее. Она прочитала заклинание смерти на все связи этих сердец… Фортран ударил ее по лицу кулаком, и она упала с операционного стола на пол.

— Почему ты это сделала? Почему? Я же мог тебя спасти. Ему не нужна была замена, Я же мог тебя спасти! Через любое измерение!

— Почему, тварь? — спрашивал он ее и бил ногами. А она только закрывала лицо руками, закрывать промежность уже не было нужды.

— Вы убиваете мою планету, прохрипела она кровавыми губами. Я убью вашу

— КАК?

— Этого я тебе даже под пытками не скажу, дурачок 9 уровня, — расхохоталась Дана. — Можешь вести меня в Тюрьму и наслаждаться моими криками

— Он сел рядом с ней и поднял за окровавленные волосы ее избитое лицо:

— Ты измучила меня, стерва. Так измучила, что у меня уже почти нет сил тебе сказать, что ни за что на свете я не сдам тебя Судьям, кем бы ты ни была. Ни одно живое существо не заслуживает того, что они делают. Именно поэтому я оторвал тебя от останков твоих родителей и сдал в рабский дом.

Он оставил ее на полу операционной и ушел

Глава 8

А вечером приехали его отец и его друг Мариус. С какой-то планеты, где они тоже нашли много слабых магов и много магии. Рабыня им понравилась, сначала они имели ее меняясь, по очереди, как положено, в рот и в попу, ее мутило но она терпела поглощая новый вид магии, который они принесли с собой. Но потом Огневой-старший решил, что ей достаточно быть девственницей, и Дана приготовилась к самой настоящей магической войне. Но тут что-то ворвалось в ее сердце. Что-то тяжелое и гнетущее, депрессивное. Она упала на пол, чем сразу воспользовался Огневой-старший разводя ей ноги. Но тут в комнату ворвался Фортран, Вытащил Дану из-под Огневого-старшего и сказал отцу:

— Извини отец, но я — ее Хозяин, потому первым буду я.

— Я желаю тебя, Дана Захарова, — прошептал он ей — С того самого дня как увидел, желаю, и все мое тело горит от желания каждую ночь и сводит меня с ума. Я… но ведь ты и так это все знаешь. Ты же сама вертела мной, как хотела, дурачком 9 уровня.

— Ты не прав Фортран, — раздевая его и раздвигая под ним ноги шептала Дана, — Во многом не прав. Просто отымей меня как женщину и все. Я прошу тебя, умоляю. Я мечтаю об этом, как только тебя увидела, хоть ты этого и не знаешь, хоть я тобой и вертела.

— Я твоя рабыня, умоляю тебя Фортран, делай что пожелаешь. И выполни мое такое же желание

Она поцеловала его в губы, улавливая и сося его язык, он вцепился руками в ее груди, покусывая ее губы и язык. Его член начал расти и расти. Пока не уперся ей в живот. Она взяла его руками, выгнулась вперед и отправила себе в рот, а когда он стал каменным, вложила его в руку Форту:

— Отымей меня как ты всегда хотел.

И он осторожно засунул его в ее девственное влагалище. Их сердца одинаково стучали, они одинаково прерывисто дышали и одинаково страстно желали соединения. Она чувствовала как его член проникает в ее влагалище и таких удивительных ощущений она не чувствовала еще никогда. Ей было все равно, что они выбрали неудачное место и время. Ей было все равно, что пока Фортран имел ее в лоно, в ее попку пристроился Огневой-старший а Мариус норовил засунуть ей в рот. Она лежала, распластанная под тремя мужчинами, но чувствовала только Фортрана и целую кучу разнообразной живой магии, принесенной теми двоими, и поглощала ее. Он сам сломал свою печать ее невинности. Сирена страшно выла по всему дому. Они кончили вместе с Фортраном и вместе закричали. Как две свободные птицы. Птицы, летящие в бездну

Чтобы вырубить сирену пришлось позвать Вазилию, снять вырвавшуюся силу ее нарушенной печати. Та расхохоталась и выключила сирену:

— Я не знаю что ты там задумал, мой любимый братик, но за Флэша я сама готова стать твоей рабыней, — сказала она, душа его в объятиях и целуя в губы.

С этого дня, Дана с Фортраном имелись, что называется "во все дыры", с утра до вечера, каждый день, не говоря друг другу ни слова. А потом он поставил в ее матку магическую печать, предохраняющую от того, чтобы она могла забеременеть от кого-то, кроме него. Дана усилила ее своей магией. И она продолжала ходить развлекать стариков, поглощая магию, собранную ими по другим измерениям. Благодаря магии стариками они вовсе не выглядели, так, мужчины 30–40 лет. Еще им нравилось связывать Дану и подвешивать к крюку на стене и копаться в ее влагалище обсуждая что-то магическое. Им нравилось запихивать в нее различные предметы, от которых внутренности Даны искрились и мерцали в темноте. Нравилось засовывать в нее руки. Как куклу-перчатку надеваешь, говорили они. Даже придумали забавное представление, Арендовав другую рабыню, которую тоже надевали на руку. И играли ими в кукольный театр.

Старики ей казались выжившими из ума. Например, им нравилось сильно связывать ее груди и водить за них ее за собой по всему замку, как собачку, или использовать ее как скамейку. на виду у слуг и посетителей. Или однажды они ее вывели голой в сад и напихали ей в лоно и попу сложенной вдвое крапивы. Потом они с воодушевлением отхлестали ее по всем интимным местам крапивой и еловыми ветками.

— Нет ничего лучше покорной женщины — любил приговаривать Огневой-старший, — которая даст своему Хозяину несмотря на жгучую боль — и он противно подмигнул Дане.

Потом взяв за веревку, привязанную к грудям, они подвесили ее на елку и стали обладать ею в две дырочки, приговаривая:

— Ах, как хороша грудь крепкая, как у амазонки.

— А потом они опять начали хлестать ее крапивой. Но уже по всему телу.

Дана поняла, почему это делает Огневой-старший, он ревнует сына к рабыне и не хочет, чтобы тот с ней спал, но она улыбнулась про себя. Фортран будет спать с ней пока Идиллия не рухнет потому что….. потому что, у нее его сердце.

Вечером, в оборотневой комнате, она рассказала о жалкой попытке стариков не дать ей лечь с ним в постель и показать всему замку ее униженный статус.

— Если тебе больно, я уйду — сказал он.

— Если ты уйдешь, мне будет больно — сказала она,

— Выпори меня, чтобы я не чувствовала жжения крапивы? — улыбнулась она

— Ты серьезно? — спросил он