Терри Пратчетт - Народ, или Когда-то мы были дельфинами.

Войдя в лес, Мау сразу увидел следы. Свиньи всегда оставляли следы. Правда, эти были свежие, так что Мау порылся в земле, чтобы понять, что искали свиньи, и нашел безумные клубни — большие, белые, сочные. Должно быть, свиньи так нажрались на полях, что рылись в земле только по привычке, и у них в желудках не хватило места даже для одного клубня. Но безумные клубни можно есть только жареными. Если есть их сырыми, сойдешь с ума. Свиньи ели их сырыми, но свиньям, наверное, все равно — сойдут они с ума или нет. Они даже не заметят разницы.

Сухой трухлявой древесины нигде не было. Гнилые ветки валялись повсюду, но они промокли до самой сердцевины. «Кроме того, — думал Мау, нанизывая клубни на кусок бумажной лианы, — я еще не нашел ни огненных камней, ни нормального сухого дерева на огненные палочки».

Дедушка Науи, который не ходил в походы, потому что у него была кривая нога, иногда брал мальчиков с собой в лес — читать следы и охотиться. Он часто говорил про куст бумажной лианы. Эти кусты росли повсюду, их длинные листья были ужасно крепкие, даже когда высыхали до треска. «Возьми продольную полоску бумажной лианы — нужно двое мужчин, чтобы ее разорвать. А сплетешь пять полосок в веревку — и сто человек не разорвут ее. Чем больше они тянут, тем сильнее сплетается веревка и тем крепче она становится. Это Народ».

Мальчишки за глаза смеялись над Науи, над его валкой походкой, и не обращали внимания на его рассказы. Разве может хромоногий знать что-то важное? Но они старались не смеяться старику в лицо. Он всегда слегка улыбался, и при взгляде на него становилось ясно, что он про тебя много знает — ты и не догадываешься, как много.

Мау старался не смеяться над Науи, потому что Науи ему нравился. Старик наблюдал за полетом птиц и всегда знал, какое место самое лучшее для рыбалки. Еще он знал волшебные слова, которыми можно отогнать акулу. Но его, когда он умер, не высушили тщательно в песке и не отнесли в пещеру Дедушек, потому что он родился с плохой ногой, а значит, боги его прокляли. Науи мог по виду вьюрка определить, на каком острове тот родился; он наблюдал, как пауки плетут паутину, и видел то, чего другие не замечали. Мау думал об этом и недоумевал: зачем какому-то богу понадобилось проклинать такого человека? Он ведь родился с такой ногой. Чем мог новорожденный младенец прогневить богов?

Как-то раз Мау набрался храбрости и спросил. Науи сидел на камнях и строгал что-то, время от времени поглядывая на море. Он взглянул на Мау, давая понять, что не возражает против его общества.

Выслушав вопрос, старик расхохотался.

— Мальчик, это подарок, а не проклятие, — сказал он. — Когда многое утеряно, что-то да вернется. Раз у меня никуда не годная нога, мне пришлось обзавестись умной головой! Я не могу гоняться за добычей, поэтому я научился наблюдать и ждать. Я делюсь с вами, мальчишками, своими секретами, а вы надо мной смеетесь. Скажи, я хоть раз возвращался с охоты с пустыми руками? Я думаю, что боги посмотрели на меня и сказали: «Он у нас умник, а? Давайте искривим ему одну ногу, тогда он не сможет быть воином и ему придется сидеть дома с женщинами». Можешь мне поверить, мальчик, это очень завидная судьба. И я благодарю богов.

Мау был в ужасе. Ведь каждый мальчик мечтает стать воином, правда же?

— Ты не хотел быть воином?!

— Нет, никогда. Женщине нужно девять месяцев, чтобы сделать нового человека. Зачем портить ее труды?

— Но ведь тогда тебя после смерти не положат в пещеру и ты не сможешь вечно наблюдать за нами!

— Ха! Я на вас уже насмотрелся. Я люблю свежий воздух, знаешь ли. Стану дельфином, как все. Буду наблюдать коловращение небес и гоняться за акулами. А еще я думаю, что, поскольку все великие воины будут заперты в пещере, самок дельфинов будет намного больше, чем самцов, и эта мысль мне приятна.

Он подался вперед и заглянул в глаза Мау.

— Мау, — сказал он. — Да, я тебя помню. Ты всегда плетешься в хвосте. Но я вижу, ты умеешь думать. Очень немногие люди думают, то есть на самом деле думают. Большинство только думает, что думает. И когда мальчишки смеялись над старым Науи, ты не хотел смеяться вместе с ними. Но все равно смеялся, чтобы быть как все. Я прав, да?

Как он заметил? Но отрицать нет смысла, особенно когда светлые глаза видят тебя насквозь.

— Да. Прости меня, пожалуйста.

— Молодец. А теперь, раз я ответил на твои вопросы, ты мне кое-что должен.

— Ты хочешь, чтобы я сбегал и что-нибудь принес? Или я могу…

— Я хочу, чтобы ты для меня кое-что запомнил. Ты слыхал, что я знаю заклинание, отгоняющее акул?

— Люди так говорят, но они над этим смеются.

— О да. Но оно работает. Я пробовал три раза. Первый — когда открыл это заклинание, в тот раз, когда акула собиралась откусить мне здоровую ногу; потом попробовал с плота, чтобы проверить — может, в первый раз мне просто повезло. А потом как-то раз я поплыл в море с рифа и отогнал акулу-молот.

— Ты что, специально искал акулу? — спросил Мау.

— Да. И нашел. Довольно большую, насколько я помню.

— Но она могла тебя съесть!

— О, я и с копьем неплохо управляюсь, а мне нужно было выяснить правду, — ухмыльнулся Науи. — Например, кто-то должен был первым съесть устрицу. Посмотреть на половинку раковины, полную соплей, и набраться храбрости.

— Но почему не все знают?

Постоянная улыбка Науи слегка увяла.

— Я ведь странноватый, разве не так? И жрецы меня не очень любят. Если бы я всем рассказал и кто-нибудь погиб, боюсь, мне плохо пришлось бы. Но кто-то должен знать. А ты — мальчик, задающий вопросы. Только не пользуйся этим заклинанием, пока я жив, хорошо? Конечно, кроме тех случаев, когда тебя соберется съесть акула.

И в тот день, на скалах, пока закат рисовал красную дорожку поперек моря, Мау научился акульему заклинанию.

— Это трюк! — воскликнул он, не подумав.

— Потише, — прикрикнул Науи, оглянувшись на берег. — Конечно, это трюк. Построить каноэ — это тоже трюк. Бросить копье — трюк. Вся жизнь — трюк, и у тебя не будет другого шанса ему научиться. Теперь ты знаешь еще один трюк. Если когда-нибудь он спасет тебе жизнь, поймай большую рыбу и брось первому встречному дельфину. Если повезет, это буду я!

А теперь от старика и его ноги осталось одно воспоминание, как и от всех остальных людей, которых Мау когда-либо знал. Это давило такой тяжестью, что Мау хотелось кричать. Мир опустел.

Он посмотрел на свои руки. Он сделал дубинку. Орудие? Зачем? Почему с орудием он чувствует себя лучше? Но он должен выжить. Да! Если он умрет, получится, как будто Народ никогда не существовал. Островом завладеют птицы-дедушки и красные крабы. Некому будет даже сказать, что когда-то здесь кто-то был.