Сказание о пустыне (СИ) - Дайре Грей
Отступаю назад, я не хочу слышать, что скажет аттабей. Не хочу знать, кого он приведет в наш дом. Ногой задеваю ароматический кувшин, удерживаю, чтобы он не упал.
— Скоро к нам приедет…
Кувшин разбивается о стену с глухим звуком. И драгоценное розовое масло растекается по толстому ковру. Испуганно вскрикивает свекровь, оборачивается муж. Теперь он смотрит на меня. И видит меня.
— Я не стану делить свой дом со второй женой!
Я убегаю, не дожидаясь ответа. Возвращаюсь к себе и запираю дверь. А потом опускаюсь на ковер и закрываю лицо руками. Что я наделала? Как я посмела повысить голос на супруга? Как смогла поднять тяжелый кувшин и бросить в него? Я — ужасная жена, и Небеса покарают меня за такое поведение…
…Масляное пятно расплывалось по ковру. В комнате царила тишина, от которой у Зейнаб аль-Назир замерло сердце. А когда сын развернулся и посмотрел на нее черными глазами, в которых не осталось ни капли радости, замерло и дыхание. И все слова, что рвались с языка на счет нерадивой невестки. Кровь и та, кажется, застыла.
— Что ты ей сказала?
Карим сделал шаг, а она отступила. Никогда и ни перед кем не отступала дочь шейха, не боялась ни отца, ни мужа, но перед сыном робела. Слишком уж похож он был на нее саму. А в гневе страшен.
— Ничего. Что она себе выдумала?
Аттабей сделал еще шаг, и она снова отступила.
— Думаешь, я не вижу, что здесь происходит? — он не повышал голоса и не рычал, как мог бы, но в тоне его слышалось предупреждение, которое заставляло женщину сжиматься. — Думаешь, не понимаю, что ты творишь? Считаешь, что можешь обращаться со мной как с отцом⁈
Зейнаб остановилась, прижавшись спиной к стене и не смея отвести взгляда.
— Карим, твоя жена…
— Слишком молода и покорна, в отличие от тебя! И я не знаю, что нужно было сделать, чтобы она так поступила! Что ты ей наговорила⁈
Женщина вздрогнула от рыка Пустынного Льва, но промолчала, лишь вздернула подбородок. Она — дочь шейха и не обязана отчитываться ни перед кем, даже перед сыном.
— Я позволял тебе оставаться хозяйкой в этом доме, потому что считал, что так будет лучше, — тише и спокойнее добавил Карим. — Но теперь я вижу, что ты не ценишь мою доброту. Тебе пора навестить свою сестру, мама. Она и ее муж, почтенный аль-Латиф, готовы принять тебя в своем доме. Навсегда.
Он развернулся к выходу, собираясь уйти, и вот тут Зейнаб испугалась по-настоящему.
— Ты не можешь меня отослать! — она бросилась следом за сыном, но остановилась, стоило ему обернуться. — Ты не можешь…
— Отец не мог, а я могу. У тебя есть три дня, чтобы собрать вещи.
Закрылась дверь. Дочь шейха опустилась на испорченный ковер, не веря в то, что услышала. Не может быть, не может быть, что бы ее, Зейнаб аль-Назир выставили из собственного дома. И из-за чего? Из-за девчонки, которая отказывается знать свое место. Разве она заслужила такое? Разве она не заботилась об этом доме годами? Разве не была хорошей женой и матерью? Разве не исполнила свой долг? Так за что же?
Она закрыла глаза, понимая, что сын не изменит решение. Он не станет слушать ее. Не позволит уговорить себя. И значит, скоро ей предстоит покинуть свой дом. Свой город. Женщина закрыла лицо руками и тихонечко завыла…
…Темна ночь пустыни. Прохладна. Нет луны на небе. Лишь звезды смотрят с Небес. Видят они, как неспокойно в доме аттабея, плачет пожилая женщина в своих покоях, страдает молодая жена, не спит и сам хранитель Аль-Хруса…
…Карим смотрел на дверь комнаты жены и ждал. Служанка сказала, что за весь день Адара так и не вышла. Ничего не ела. Не пила. Рано или поздно ей придется покинуть комнату. Аттабей надеялся, что она выйдет раньше, чем закончится его терпение. Выглядеть еще глупее, ломая дверь в комнату супруги, он не хотел. Слугам и без того есть, о чем пошептаться.
И вот раздался шорох внутренней задвижки. Дверь приоткрылась. Сначала совсем немного. Затем шире. Мужчина шагнул в сторону, чтобы остаться в тени. Тонкая фигурка выскользнула в коридор, осмотрелась в поисках служанки, которую он отослал. В тишине раздался отчетливый вздох, а затем шаги.
Он позволил жене отойти от двери, а затем схватил, заключая в объятия и не давая закричать. Она сразу же начала извиваться, пытаясь вырваться. Но Карим держал крепко.
— У моего цветка, оказывается, есть шипы, — произнес он, утыкаясь носом в спутанные волосы за ухом.
Адара замерла, узнав его голос, а затем начала вырываться с новой силой. И даже удивившей его злостью. Аттабей с трудом затащил ее в комнату, но отпускать не спешил.
— Глупая женщина, неужели ты думала, что я решу привести в дом еще одну жену?
Он опустил руку, закрывавшую рот и достал из складок одежды мешочек, что привез с собой из Набира.
— Твоя мать сказала, что ты хочешь посвататься… — начав говорить, Адара перестала вырываться, а потом совсем замерла, услышав позвякивание металла.
Карим опустился на ковер, увлекая ее за собой. Высыпал из мешочка золотые браслеты. Каждый со своим узором. Ювелир, что изготовил их, славился своим мастерством на все девять городов Великой пустыни. Каждый шейх заказывал у него украшения для своих жен.
— Ты родила мне сына, — первый браслет скользнул по тонкому запястью. — Согрела мое сердце. Прогнала одиночество. Зачем мне другие жены, если у меня есть мой цветок?
Пять браслетов тихо позвякивали на руке Адары, поблескивая в темноте.
— Если… если я не ошиблась, скоро у нас будет еще ребенок, — тихо прошептала она.
Улыбнулся Пустынный Лев, прогнал страх. Все знают, что вторые роды проходят легче первых. Небеса сберегут его цветок, как будет беречь и он сам…
…На следующий день после возвращения аттабея ко мне приходит свекровь. Лицо ее опухло от слез. Глаза красны. И впервые заметно, что время также беспощадно к ней, как и к другим людям. Она останавливается сразу за порогом комнаты, не смея подойти ближе. Молчит.
— Надира, сходи к кормилице, узнай, как чувствует себя Рашид.
Служанка послушно кланяется и уходит. Мы остаемся вдвоем.
— Карим хочет отослать меня, — говорит женщина, которую я бы хотела никогда не видеть. — К моей сестре. Ее муж живет в Набире.
— Легкой вам дороги, — отвечаю и
