Атрак (СИ) - Mazurenko
Взглянул владыка войны на людей. Вот, стоят они нагими и неподготовленными: руки опущены, тела не облачены в броню, взоры сосредоточены, разумы оплетены изумлением. Призови бы в этот миг Дракалес Орха и Гора, эти никчёмные существа не сдвинулись бы с места, не потянулись бы к спасению и защите. Ошеломление стало их поражением. Они изумлялись, глядя на великого незнакомца, и это чувство заставляло их позабыть обо всём, оторваться ото всех дум и сосредоточиться на одной цели — созерцании Дракалеса. Что таилось в этой лихорадочной процедуре разглядывания незнакомца, когда человек самозабвенно отдаёт в жертву своё внимание, не ведая причин тому? Каков смысл вложен в это занятие? Быть может, человек ожидает внезапного откровения, что, наглядевшись на нового гостя достаточно долго, они познают его и душам их откроется таинство бытия этого могучего некто? Но бог войны знал, что человечьи отродья лишены способностей, даруемых душой, которые помогают распознавать негласные речи, глядеть в душу и вычерпывать из неё таинства, сокрытые от самого существа. Слабы, глупы, слепы, глухи. Разве может могучий победитель поднять меч на тех, кто повержен с самого рождения? «Увы, — заключил завоеватель, — В этих землях я не отведаю достойного отпора. Стало быть, здесь я лишь проложу дорогу к самообузданию, нежели к своему величию». Конечно, ваурд смог бы обучить этих бездарных созданий боевому ремеслу, чтобы сделать из них отборных бойцов, а далее покорить их, потешив себя своим величием. Но в ином вопрос состоит — достойны ли они почести стать учениками самого Дракалеса? Столь мерзкие и никчёмные создания, которые только и умеют, как беспомощные букашки, барахтаться по земле и вершить совсем бессмысленные деяния, потешая себя осмысленностью своего бытия. «Если найдётся кто, достойнее этого сброда, — пообещал сам себе ваурд, — Тот и станет моим учеником»
Дракалес продолжал шагать по пыльной дороге, собирая на себе всё больше и больше изумлённых взоров. Всякий, увидевший или услышавший о приходе диковинного существа в их земли, норовил поглядеть воочию на чёрного воителя в красных доспехах. Даже первоначальный шум людской толпы, зародившийся, казалось бы, раньше самого человека, стих и застыл в ожидании того, что должно свершиться вскоре. И в тот миг Дракалес отметил для себя странность одну — человек не страшится духа побед, что несёт бог войны за собой — он чувствовал это. Если смотрел люд на исполина с изумлением, то лишь потому как в диковину было видеть ваурда. Именно видеть, а не ощущать его могущество. Боевая аура предвестника войны не имела над ними власти. Она касалась их тел, проникала в их души, вселялась в их сердцах, но ничего не происходило. «Что это за сила, которая не позволяет гнетущей ауре победы довлеть над ними? — недоумевал бог войны, — Быть может, люди не так уж и никчёмны, — но после этого нашёл иное объяснение тому, — Нет же, люди просто ничтожны и не способны внутренним взором отделить угрозу от ничтожности. Их же сопротивляемость моему величию есть итог их слепоты — не видят во мне угрозы, покуда не начну сокрушать» И тут к грозному воителю из толпы выбежало человеческое дитя. Крошечный мальчик предстал перед ликом высокомерного ваурда и без какого-либо страха глядел в оранжевые глаза войны. Материнский шёпот непрестанно призывал несносного мальчишку вернуться, однако несмышлёныш имел интерес к незнакомцу и потому, невзирая на упрёки, спросил: «А как тебя зовут?»
Дети. Лиер ведал Дракалесу и о них. Дети есть воплощение людей, которые зовутся родителями. Объединившись в союз, именуемый семьёй, два человека порождают на свет дитя, которое будет носить признаки внешности и поведения первого и второго родителя. Дракалесу было открыто, что дети слабы и трусливы, неопытны и глупы, потому в сознании его рисовался образ ничтожного человека, ещё более ничтожного, нежели взрослый человек. Неспособно дитя поднять меч, не способно выдержать тяготы и невзгоды войны, не ведает тактик и манёвров, бежит от опасности и вовсе ещё пребывает на стадии развития и познания. Но ныне пред ним предстал мальчик. Дракалес без проблем прозрел его душу, увидел его сердце и выведал намерения. Возможно, Лиер ошибался. А, возможно, этот ребёнок был уникален. Но что видел ваурд теперь? Ни капли страха, ни намёка на бегство — только любопытство, которое этот малыш поспешил утолить. Любое бы иное дитя непременно было бы изничтожено в тот же миг, как предстало пред грозным ликом, но ваурд проникся толикой уважения к нему.
«Дракалес — имя мне, — отвечал ему громогласно ваурд, так что грохот его слов ещё долго оглашал округу своим могучим эхом, — И здесь я для того, чтобы пройти путь познания себя» Ребёнок убрал ладони с ушей и убежал обратно к матери, ведь гром напугал его. Люд же проникся уважением и трепетом перед огромным воителем, ведь кто из них сможет так громогласно высказать своё слово? Ваурд чуял, как трепетал буквально каждый. Словно загнанный в угол враг, ожидающий своей кончины, словно обессиливший беглец, готовящийся к смерти. Руки Дракалеса сжимались в кулаки, в них будущий томелон уже ощущал присутствие своих оружий. Осталось лишь призвать
