Рождение новой расы (СИ) - Дувакин Олег

Когда псы лают и мешают спать, рассерженный хозяин обычно выходит во двор или выглядывает в окно, дабы приструнить своего питомца. Но людям неведомо, что видят, знают и тем более чувствуют их четырёхлапые слуги. Быть может, их вой не напрасен?

Этой ночью на псарне было подозрительно тихо. Обычно собаки очень бурно обсуждают минувший день. Такое возможно, когда в псарнях дежурит добродушный Нортон. Лысый здоровяк с приплюснутым носом не отличался покладистым характером и постоянно с кем-то дрался. Но собак он любил. По ночам Нортон часто прогуливался мимо вольеров и кидал кости за ограждения. Почувствовав его приближение, одни останавливали свое пение, а другие покидали теплые будки.

Псов было два десятка на шесть вольеров, и умные животные давно запомнили: если вчера Нортон кормил собак в одном вольере, то в следующий раз они не скоро получат угощение. У здоровяка, конечно, были любимцы, такие как Глоткахват и Меченый, но личный кодекс Нортона гласил — у кого-то большая пасть, у кого-то маленькая, но костей у всех должно быть поровну. Но, даже зная, что лакомства им не достанется, собаки все равно выходили, потому что рука между стальных прутьев гладила всех без исключения. Дарить любовь можно и без костей.

Между вольерами, прямо на землю были брошены доски, по три в ряд. Они были не идеально подогнаны, и «тропа» становилась где-то шире, а где-то уже. Грязь под таким настилом постоянно издавала неприятные звуки. За что дорожку прозвали «хлюпающей мостовой».

Нортон подошел к ограждению. Здесь жили Злюка, Саламандра, Грушевый и Вертихвост. Сегодня была их очередь.

— Эй, щенятки, — позвал их Нортон. — Я вам косточек принес, зубки поточить. Эй, ну чего вы? — Как бы Нортон их не звал, псы мирно сопели в своих конурах, и только Вертихвост высунул мордочку, принюхиваясь к воздуху. После чего скрылся обратно в своем жилище.

— Чего это с ними? Заболели что-ли? — Произнес Нортон сам себе. — Ну раз не хотите, я других угощу.

В голосе мужчины слышалась небольшая обида. Будучи по своей натуре человеком сурового характера, он не нуждался в любви. Но ему было необходимо дарить кому-то свою. И псы, виляющие хвостами, подходили для этого идеально.

Нортон развернулся, и, сделав несколько шагов от вольера, решил вернуться.

— Поешьте, когда настроение будет, — сказал он и кинул кости через забор, одну за другой. Никто из псов не шелохнулся.

Нортон подошел к следующему вольеру. Тут обитали Фрея, Пепельная, Химера и Замарашка. Он любил всех четверых, каждую по-своему. Фрея была красавицей, Пепельная давала самых хороших щенят, старушка Химера была с ним дольше всех, а у Замарашки были самые осмысленные глаза. Четыре суки всегда бежали к Нортону наперегонки, но этой ночью ни одна не удостоила его своим вниманием.

В сердце у мужчины неприятно защемило. Он чувствовал что-то неладное, но понять причину не мог. Точнее она была ему известна, но вот проследить связь между причиной и следствием было не для его ума. Поведение псов начало меняться пару месяцев назад, когда Эрих заключил сделку с Олафом.

С каждым днём собаки становились все более боевитыми и злыми. Глоткахват покусал свою мамашу Фрею. Псы из одного помета — Факел и Головешка серьёзно сцепились, чего раньше никогда не было. А Стальной с Живчиком ночью серьезно подрали Прыга.

Каждый день собаки становились всё менее управляемыми, а ночи были одна шумнее другой. Но неделю назад все затихли. Псы стали даже слишком послушными. Говоришь им «к ноге», идут, ни секунды не мешкая. Бросишь им палку, принесут, не виляя хвостом. Прикажешь им «фас», вцепятся мертвой хваткой, но без типичной для их вида лающей ярости. Хотя бы ночью, во время угощений собаки снова ненадолго становились собой. Мохнатыми друзьями с мокрыми носами и машущими хвостами. Сегодня у Нортона забрали и это.

Поначалу ему казалось, что из его любимых собак вынули душу, а тело оставили. Но в их тоскливых глазах было столько смысла и понимания. Нет,

что-то тревожило животных и это беспокоило Нортона. Но он ничего не решал, решал Олаф, а тот был слишком ослеплен картинами ближайшего светлого будущего.

Мужчина обернулся и посмотрел в сторону своей сторожки. Теперь она ему не принадлежала, но так будет ещё очень недолго. Скоро все изменится, и этого орка здесь не будет.

***

Уклад жизни в Грейстоке устоялся уже давно. Почитать Олафа Ларссона, избегать взгляда Линнеи Ларссон, не ходить в пограничный лес и самое главное — закрывать окна на ночь.

Два месяца назад в Грейсток явился человек, который не боялся Олафа, поскольку был куда богаче и влиятельнее его. Но никакие связи не позволяют ходить в пограничье — для этого необходимы знания.

Эрих Локер шел к дому Олафа, не спрашивая дороги у местных. Он был у того в гостях пять лет назад, но отлично запоминал местность. Локера охраняла дюжина телохранителей. И ход этой кучки головорезов был для местной детворы самым грандиозным парадом в мире. Они выбегали из своих домишек, чтобы впервые в жизни увидеть солдат, одетых в железные панцири с кольчужными рукавами. Куда местным молодцам до них, с их кожаными доспехами!

У каждого воина в ножнах покоился меч, в Грейстоке только Олаф имел такой. Сами его воины орудовали копьями.

Восхищение детей быстро прерывалось, когда их матери и отцы выскакивали из домов и затаскивали сорванцов обратно. Маленьким негодникам оставалось только провожать процессию, глядя в окно.

— Ну и разруха же здесь, сэр Эрих. Неужели эти дикари могут предложить нам что-то настолько ценное, что ради них мы сделали такой крюк? — сказал Хэймон — один из самых доверенных людей Локера. Он нисколечко не скрывал своего отвращения. — Вы только посмотрите на них. Одеты в сплошное рванье, большинство домов покосилось. Много ли нам пользы с этих оборванцев?

— Бедняк сначала обустраивает дом господина, и только потом уже свой. А когда у тебя два владыки, та что сидит на троне и местный

само провозглашенный царек, тут бы только брюхо набить, да будущего помощника по хозяйству заделать. Но нам до них дела нет, мы пришли к тому, кто их до этого довел.

Процессия шла молча. Воинам не дозволено было говорить, пока Локер не спросит. Хэймон был единственным, кому время от времени позволялось открывать рот. Этой привилегией он пользовался не часто, но в этом месте что-то его тревожило, и он просто не мог молчать.

— Странное место. Обычно люди ставят чучела на огородах, дабы птиц пугать. А здесь они у калитки, за забором, у каждой чертовой стены. Все дома окружили.

— Думаешь, души зарубленных чучел, на которых ты когда-то тренировался, поселятся в них и захотят тебе отомстить? Неужели лучший мечник испугался пугал? — усмехнулся Эрих. По всему строю прошел смешок.

— Я опасаюсь безумцев, которые их нагородили. И вам стоит опасаться. Никто же не знает что у них на уме.

Очень скоро полуразвалившиеся хибары сменились на вполне себе обустроенные домики, только уже никакие дети не выбегали посмотреть на солдат. Эти жилища не охраняла армия пугал. Их жители предпочитали иначе защищаться от не прошеных гостей. Резные деревянные наличники на окнах были сделаны в форме орлов. Вырезанные в анфас и профиль, пикирующие вниз, парящие вверх и расправляющие крылья перед посадкой.

Главным символом Кирсхена были драконы, криэльцы почитали мантикор, а орхарийцы повсюду изображали слонов. Разумеется, на то были причины, но Хэймон был твердо уверен, что в этих краях орлы никогда не обитали.

Вскоре на горизонте появилось местное ополчение. Те самые жители наиболее благополучной части Грейстока. Около трех десятков копейщиков, выстроенных в линию по два, заполняли собой всю улицу. Из брони на них преимущественно были кожаные доспехи. Но не у всех. На некоторых не было даже и этого. Устремленные к небу десятки копий делали местных похожими на ободранного ежа, чьи оставшиеся иголки раскачивает ветер. Сами воины в основном были крепкими мужчинами от двадцати до сорока лет. Попадались среди них и юнцы со стариками, этих запихнули во вторую шеренгу. Завидев дюжину воителей, они зашагали к ним на встречу.