Ойроэн (СИ) - Кочешкова Елена А. "Golde"

И стало понятно, что больше он и в самом деле ничего не скажет.

– Где ж тогда мой кимин? – устало вздохнула я.

– Его больше нет. И этого че’еловека тоже.

– Ясно, – ничего-то мне ясно не было, но что еще я могла сказать. – А остальные? Они живые, да?

– Да.

– Значит, могут нас искать...

– Нет.

Я поняла, что и сама не вполне готова узнать всю правду про его колдовство.

– Ну нет, так нет. Это главное. Значит, можно не бежать. Чего ж ты так гнал меня?

– Я не знал тогда... Потом понял, – Вереск посмотрел на свои пустые руки, а потом на меня. – Дай мне еще вина.

13

В деревне задерживаться не стали. Я только сменяла пару своих деревянных безделиц на нужные продукты, а потом мы поехали дальше. Покуда Вереск не мог ходить, как все нормальные люди, а был способен только ползать, точно ящерица, казалось слишком жестоким тащить его туда, где всякий встречный видел бы его беспомощность. А ползать ему пришлось... Хотя бы до ближайших кустов у края дороги. Я заикнулась было насчет помочь, но он уверенно сказал, что справится сам. И как-то справился, уж не знаю как.

Остановились мы чуть поодаль от монастыря, у небольшом лесу. Это было хорошее место, чтобы прийти в себя подальше от людских глаз, но в то же время в безопасности. Впрочем, после того, как Вереск сказал, что никто за нами не гонится и гнаться не будет, мне разом отлегчило.

Нам теперь тоже спешить стало совершенно некуда.

– Не знаю, что делать, – честно призналась я, когда мы разбили лагерь. Распряженные лошади с радостью жевали траву, а сами мы сидели у ручья и смотрели на то, как течет прозрачная говорливая вода. Рад, лежа у меня на коленях, зачарованно тянул руки к прозрачным струям. Здесь было славно, пахло прелой землей и свежими травами, солнце роняло длинные теплые лучи сквозь молодую листву. Мир казался удивительно безмятежным и тихим. Словно и не было этого страшного утра, словно все это нам только приснилось...

Вереск отдыхал, прислонясь спиной к стволу старого дуба. Глаза его были полуприкрыты, а лицо по-прежнему оставалось слишком бледным. Место для стоянки нашел именно он: еще в деревне выполз ко мне на возничью скамью и подсказал, где свернуть в нужный момент. Сама-то я и не догадалась бы, что надо объехать монастырь по едва заметной дорожке, а потом съехать в ложбинку меж холмов, где скрывался этот уютный небольшой лесок. Пока лошади весело цокали в сторону деревьев, мне казалось, мальчишка уже почти пришел в себя – вон, хватило же у него сил, сползать до кустов! – но здесь, у ручья, я поняла, что он все-таки изнурен до предела. Жалость у меня в сердце мешалась со злостью: ну зачем надо было так себя уделывать! Что, не мог обойтись малыми мерами? Оставить в живых главаря с моим кимином за пазухой, себе сохранить силы и ноги... Но вслух я ничего такого не говорила.

– Жить дальше, – сказал Вереск, не открывая глаз. – Как до этого жили. Ловить рыбу, делать полезные вещи на продажу. Ехать, куда хочется.

Меня всегда удивляло, насколько непредсказуема была его речь – то он спотыкался на каждом слове, а то вдруг говорил целыми фразами, не добавляя ни одного лишнего звука, как все нормальные люди.

– Я в степь хочу... а там рыбу ловить особо негде.

– Значит, по’оедем в степь.

– Тебе совсем без разницы, куда, верно?

– Не’ет. Но мне важно быть с тобой, – он опустил руку в воду, позволяя прохладным струям омыть худые длинные пальцы. Взгляд его был прозрачным и далеким, почти как у моего сына, который не мог оторваться от воды. Вновь поразившись их необъяснимому неуловимому сходству, я вдруг аж дернулась от внезапной догадки.

– Слушай, Высочество поминал, будто бы у каждого мага есть своя особая сильная сторона... У кого-то и две. А что если Рад, как и ты, будет черпать свою силу от воды?

Вереск улыбнулся, и я поняла, что это первая его улыбка за последние два дня.

– Все мо’ожет быть.

Я вздохнула и вернулась мыслями к более близкому будущему.

– Как думаешь, надолго с тобой эта хворь?

Улыбка тут же исчезла.

– Не знаю.

Что ж... Этот парень, конечно, готов идти за мной хоть на край света, но... тащить его в степь такого? Всего вероятней, нам стоило развернуться в другую сторону и поехать как можно скорее к Таронским горам, а оттуда – в Янтарный Утес. Что бы он там ни говорил, однако жить безногим радости мало... А дядя Фарра точно сможет ему помочь. Мне он всегда казался славным малым, на которого можно положиться.

Но боги как же не хотелось возвращаться в Закатный Край! Это совсем, ну совсем не входило в мои планы!

– Ладно. Жратва у нас покуда есть. И даже вино. Останемся здесь на несколько дней. Подождем. Если тебе не отлегчит, поедем к Патрику.

В конце концов, что стоят пять минут позора при встрече по сравнению с возможностью вернуть этому дурню возможность ходить? Да и сына я бы хотела показать Патрику... Просто так, на всякий случай.

Вереск ничего не ответил, но я почувствовала волну благодарности, исходящую от него.

Эх, котеночек...

Неужто он правда думал, будто я способна ценить только с в о юсвободу?

14

Редкой была ночь, когда Рад не будил меня хотя бы раз. А то и два. Он требовал грудь столь часто, что порой я готова была проклясть тот день, когда этот маленький засранец появился на свет. Но никогда не отказывала ему, знала – этому парню нужно есть за двоих, чтобы вырасти большим и сильным, как Фарр. Или хотя бы как его бестолковый синеглазый папаша. Словом, я привыкла просыпаться от малейшего шороха, от одного намека на писк. Только в этот раз, как и все последние ночи, разбудил меня вовсе не мой сын...

– Нет! Нет! Не надо! – тихий стон Вереска перешел в жалобный крик.

Я быстро встала с постели и присела на край откидной лежанки, что служила кроватью моему другу. Он весь дрожал и дышал загнанным зверем – хрипло, прерывисто. Страшно.

– Тихо, тихо, все хорошо, – я положила обе руки ему на виски и сдавила легонько. Опыт прошлых ночей показал, что так он просыпается быстрее всего. – Ты здесь, со нами. Все хорошо...

Говорила, а сама даже не размыкала глаз: так сильно, так невыносимо мне хотелось спать. В этот момент я не знала, какого чувства во мне больше – жалости или злости.

Вереск схватил меня за запястья и стиснул их так, что я вскрикнула от боли. Его пальцы сомкнулись на моих руках двумя стальными браслетами, но в следующий миг обмякли, соскользнули прочь.

– Шуна... прости... – чувство вины, сквозившее в его голосе, казалось безмерным. – Я так тебя заморочил...

– Да уж, – не стала я спорить. Руки все еще болели от его захвата и злость не стала меньше. К тому же Рад все-таки проснулся от этого шума и захныкал в своей колыбели.

Я поднялась с лежанки, от угля из печки засветила в глиняной плошке короткую толстую свечу и занялась своим сыном. Сменила ему пеленку, накормила, убаюкала и снова уложила спать. Теперь и самой можно было бы вернуться в постель, да только сон уже пропал, растаял, как кусок масла в горячем молоке.

Я сходила до кустов, замерзла, вытащила из письменной конторки Айны короткую трубку. Никогда не любила курево, но иногда мне казалось, только густой табачный дым способен завесить пеленой мои тревоги и сомнения.

Вереск обычно огорчался, когда видел трубку в моих руках, но в этот раз он молча проводил меня взглядом до двери. Я устроилась на верхней ступеньке короткой лестницы и выпустила в небо долгую сизую струю. Кругом было еще темно, однако первые признаки скорого рассвета уже виднелись где-то вдали.

С кимином было бы верней, но...

Я вздохнула, закуталась получше в свой плащ и сделала еще одну глубокую затяжку.

Спустя пару минут, когда я уже собралась выколачивать трубку о край ступеньки, из дверей выполз Вереск. Уперся своими сильными руками в пол и сел рядом со мной.

– Если ты ре’ешишь оставить меня в Янтарном У’утесе, я не обижусь.