Виктор Карасев - Трактирщица

Виктор Карасев

ТРАКТИРЩИЦА

История еще одной песни

Ах, каким лучезарно-обнадеживающим было утро, как весело и

щедро улыбалось солнце! Но весенние улыбки обманчивы: вскоре

небо затянулось серыми облаками, и вот уже налетевший ветер

швырял в лицо путнику пригоршни колючих снежинок. Дик поспешно

закутался в испытанный дорожный плащ, но и это не могло

защитить от встречного ветра. Знать бы, сколько еще шагов

(миль? часов?) шагать по раскисшей каше из грязи со снегом? Не

может Странник знать Дорогу… и знает ли Дорога, каково

Страннику?

Однако сейчас все было не так уж и плохо. Своеобразное

легкое головокружение означало, что происходит Переход: на

какое-то время Дорога отпускает его в тот мир, через который

он проходил. Чутье Странника подсказывало Дику, что эта

остановка не будет долгой и ничто серьезнее, чем краткий

отдых, не свяжет его с этим миром. Чутье опытного путника

сообщило, что близко человеческое жилье. Да и ветер стих,

только снег продолжал валить и валить с неба мягкими хлопьями.

Дик стал похож на снеговика, когда добрался до большого

дома, стоящего у дороги, обособленно от прочих еле видимых

сквозь снегопад строений какого-то поселения. Вывеска над

входом была совсем залеплена снегом, но и без того Дик понял,

что здесь — трактир. Тепло, еда, отдых… Встряхнувшись, он

толкнул тяжелую дверь. Звякнул колокольчик, словно жалуясь,

что он-то остается на улице…

Преодолев коридорчик и еще одну дверь с таким же

колокольчиком, путник оказался в просторном зале. Неспешно

стряхивая остатки снега, Дик огляделся.

Здесь было немноголюдно. За одним из столов несколько

человек, по виду — состоятельные крестьяне, играли по мелочи в

кости; они оценили вошедшего беглыми взглядами и вернулись к

игре. Еще несколько посетителей по двое-трое сидели по залу за

тихими разговорами, неспешно потягивая что-то из высоких

глиняных кружек. Эти уделяли Дику побольше внимания, — нет-нет

да и бросали в сторону чужака любопытствующие взгляды. Когда

Дик высвободил из-под плаща лютню, верную спутницу и знак

своего ремесла, зеваки не оставили это незамеченным. Но вот

хозяева что-то не проявляли вовсе никакого внимания к вновь

прибывшему, и это было не к добру. Стоявший за стойкой

человечек неопределенного возраста с обиженно поджатыми губами

то изображал какую-то деятельность вроде протирания стойки, то

пялился на свои ногти.

Дик кончил отряхиваться и решительно направился прямо к

стойке, — впрочем, стоящего там и это не заинтересовало.

— Я — Дик Найтингейл, менестрель. Найдутся здесь глоток

вина, ужин и ночлег?

— Найдете все это за семь золотых, кем бы вы ни были, -

отозвался человечек, по-прежнему не глядя на Дика.

Цена была завышена раза в три, но Дик торговаться не

собирался. Как не собирался, впрочем, и платить, — поскольку

все равно не имел ни единой золотой монеты. Да что там -

золотой! Если и медная завалялась в котомке, так по

случайности. Дик не любил деньги, и они его любили ничуть не

больше.

— Расслышал ли ты, хозяин: я — певец! И, по обычаю, плачу

за все песнями, но песнями высшей пробы!

— Не глухой, конечно, — язвительно отозвался признавший себя

хозяином, — и не дурак к тому же. Не берусь ставить пробы ни

на твоих песнях, ни на тебе самом. А только плати звонкой

монетой, или не занимай зря место и не трать время попусту,

как тебя там…

Обрадовавшись развлечению, посетители стали в предвкушении

скандала стягиваться к стойке. Даже игроки, кажется, бросили

любимое занятие. Чью-то сторону они примут? Впрочем, отступать

Дику было все равно некуда и терять нечего. Тем более что

скупердяй за стойкой явно не пользовался всеобщей любовью.

— Повторяю: я — Дик Найтингейл. И знай же, что это имя

встречало почетный прием во многих достойных замках, куда тебя

и близко не подпустят!

— Вот в замок и шел бы, — невозмутимо ответил хозяин, в

тридесятый раз протирая стойку.

— А где здесь ближайший? — Дик навострил уши.

— Да вот за дверь и налево, там дорога прямая. Если

поторопишься — до следующей ночи как раз доберешься. Места у

нас тихие, волков вроде нет, а разбойников тебе ли бояться?

Они ведь только почтенных людей грабят, а с нищего им что за

прок…

Дик почувствовал себя обязанным ответить на вызов.

Оскорбили не только его лично, но весь его цех! Такое нельзя

прощать, и черт с ним, с ночлегом…

— Ты, видно, сам из разбойников, хозяин! Почтенным тебя не

назвать, сколько бы ты монет ни награбил. А вот чего тебе не

хватает точно, так это хорошего урока учтивости!

Зрители (которых явно прибавлялось) обрадованно зашумели.

Видно, нечасто местную скуку разгоняли подобные проишествия, и

теперь толпа принялась стравливать гостя и хозяина, словно

бойцовых петухов:

— Певец, певец, покажи-ка, что не только глоткой силен! -

Ставлю три против одного, Гримзи победит! Он за пол-гроша хоть

на медведя выйдет! — А я три монеты на чужака ставлю! Он вроде

ничего! — Да уж получше, чем Гримзи-то!

Дик старался примечать, кто сколько ставит на него, кто

против. В случае победы, пожалуй, выигравшие в приюте ему не

откажут.

Гримзи — как называли субъекта за стойкой, имя ли то было

или прозвище, — тоже преисполнился боевого пыла:

— Еще посмотрим, кто кого поучит! Тут многие учтивее стали,

стоило отведать моих колотушек! Зато уж этого я не пожалею до

отвала и за бесплатно, ах ты любитель дармовщинки!

Дик скинул плащ, бережно отставил лютню в сторону. Толпа

освободила круг для потасовки, и Гримзи, скинувший свою

куртку, уже полез через стойку, как вдруг прозвучал звонкий

властный голос:

— Эй, что тут происходит?

Все замерли и затихли. Покрасневшая физиономия Гримзи

изобразила совершеннейшее почтение. По лестнице сверху

спускалась молодая красивая женщина, и Дику вдруг стало не все

равно, кто она и что здесь делает…

Гордая осанка, изящная походка, стройная фигура. Лицо

тонкое, с благородными чертами. Слегка курносое, но это не

делало его вульгарным, — только еще обаятельнее. Рыжеватые

волосы, зеленые глаза…

— Ну, Гримзи?

Тот угодливо залепетал: