Сара Дуглас - Искупление Путника

Сара Дуглас

Искупление Путника

(Цикл «Боевой Топор»)

Когда ж пройдет сто тысяч лет

И мысли, вспыхнув, возродятся?

Когда ж возжжется яркий свет

И устремленья обновятся?

Сейчас тягуча в жилах кровь,

Но скажем так: покой не вечен.

Приди, надежда и любовь,

И принц, что жребием отмечен.

Пророчество о пришествии Разрушителя[1]

Настанет день, когда родятсяДва чада, связанные кровью.Но кто рожден Крылом и РогомНевзлюбит названного Звездным:Горгрил, на Севере поднявшись,На Юг ведет бесплотных духов,И перед ледяной атакойИ плоть и поле беззащитны.Чтоб мир спасти, от заблужденийОсвободиться должен Звездный,Успеть вернуть Тенсендор к жизни,Конец кладя войне и сварам.Коль Плуг, Крыло и Рог не сыщутМоста к взаимопониманью,Горгрил свое заслужит имя,Неся народам Разрушенье.

Склони же слух ко мне, о Звездный, —Твоя тебя погубит сила,Коль применить ее напрасно,В пустом растратить поединке.Власть развратит сердца и душиПределы стерегущих стражей;Очнувшись, девочка заплачет —И древняя волшба проснется;Со страстью распахнет объятьяЖена в ночи убийце мужа;Развоплотившиеся душиНад смертной запоют землею;И породит мертвец ожившийНепредставимое исчадье,Самой природы оскорбленье.Тогда лишь сила, Тьмы темнее,Окажется отцом спасенья.Сплотятся воды в очи света,И Жезл светящийся исторгнут.

Мне ведомо, внимай же, Звездный, — Волшебный жезл тебе поможетОборотить во прах ГоргрилаИ лед его разбить в осколки.Но даже силой обладая,Ты на стезе стоишь непрочно:Ведь на тебя замыслил худоПредатель, что с тобою рядом.Не позволяй любовной болиТебя осилить — то погибель.Одна лишь ненависть питаетМощь Разрушителя, но этоЕго, а не твоя дорога —Во всепрощении спасеньеДуши Тенсендора народов.

Пролог

С вязанкой дров на спине, такой же тяжелой, как и ребенок во чреве, женщина пересекала заснеженную долину, утопая по колено в снегу. Холодный морозный воздух затруднял дыхание и, проникая глубоко в легкие, холодил внутренности. Двадцати восьми лет, небольшого роста, однако сильная и здоровая, женщина привыкла к невзгодам, но когда жила среди соплеменников, неизменно могла рассчитывать на их помощь и сострадание. Теперь она осталась одна, и своего третьего ребенка ей предстояло родить, полагаясь лишь на саму себя, на свои силы и крепость духа. Несколько последних недель стояли сильные холода, и когда женщина с ужасом увидала, что дрова, которыми она отапливала жилище, быстро подходят к концу, она отважилась пойти в лес, ибо хорошо понимала, что без дров непременно умрет, а вместе с нею умрет и ее ребенок.

Хотя она и обрекла себя на одиночество добровольно, ее не покидало чувство тревоги. Больше всего она беспокоилась о ребенке. Две предыдущие беременности протекали достаточно тяжело, особенно в последние три недели, и все же роды прошли без видимых осложнений. Как-то будет теперь? Роды страшили женщину больше, чем стужа и одиночество. Она чувствовала: ребенок слишком большой, слишком буйный. По ночам он нередко не давал ей уснуть, неистово колотя ее кулачками и пятками, а попытки найти удобное положение, чтобы утихомирить ребенка, казалось, лишь раззадоривали его.

Женщина остановилась, подкинула на спине вязанку — так легче идти, а, значит, спокойнее и ребенку. Она родит сегодня, может быть, завтра: голова ребенка уже распирает ей таз, недаром каждый шаг дается с превеликим трудом. Женщина пошла дальше, к видневшимся впереди высоким хвойным деревьям, за которыми находилось ее жилище, упрятанное под навесом скалы у самого края Ледяных Альп.

Она ушла из дома, не сказав ни слова ни родственникам, ни друзьям, еще в то время, когда беременность не была заметной для окружающих. Чтобы добраться до уединенного места, ей пришлось оставить Аваринхейм, в лесах которого она жила с соплеменниками, и уйти далеко на север, а до того она старательно подготавливалась к побегу, собирая съедобные семена, орехи, ягоды и мэлфери, сладкие волокнистые клубни, основную пищу, потребляемую зимой. Мэлфери отыскалось немного, и женщина постоянно страшилась голода, с содроганием замечая, как тают и без того небольшие запасы мяса: струганины из кролика. Что будет с ней, что станет с ребенком, когда запасы съестного иссякнут?

Если бы она осталась в Аваринхейме, ей бы ни за что не разрешили рожать. Она зачала ребенка весной, в праздник Белтейн, посвященный возрождению жизни, который ее соплеменники, жители леса, постоянно справляли совместно с народом Ледяных Альп, встречаясь с горцами в светлых рощах, затерявшихся между горами и лесом. Каждый праздник, после отправления религиозных обрядов, неизменно заканчивался шумной пирушкой, на которой выпивалось вино, оставшееся с зимы. Белтейн длился всего одну ночь, первую ночь месяца Цветов, и только в эту ночь да еще в праздник Йул жители леса и горцы тесно общались друг с другом.

Вот уже три Белтейна подряд женщина примечала его — своего будущего избранника, стройного горца с красивым бледным лицом и золотистыми волосами, казалось, впитавшими нежные краски солнца, которому поклонялись оба народа. Он был первым среди чародеев Ледяных Альп, и вместе с шаманами ее собственного народа проводил религиозные церемонии. Она пугалась его могущества, но тем не менее тянулась к нему, восхищаясь его искусством и красотой. Она и сама была привлекательна. Ее большие, миндалевидной формы глаза и длинные вьющиеся каштановые волосы не заметить было нельзя.

И вот девять месяцев назад, в Белтейн, набравшись храбрости после выпитого вина, она, увидев своего избранника на поляне, смело шагнула к нему, давая понять, что ищет близости с ним. Его глаза возбужденно расширились, он улыбнулся, взял ее за руку, и она с трепетом ощутила своей мозолистой шершавой ладонью волнующее прикосновение его мягкой шелковистой руки. Он был нежен, шептал ей ласковые слова и только потом увел в уединенное место, где свидетелями их близости стали лишь звезды, которые, казалось, кружили над головой.