Львиное логово (СИ) - Чайка Дмитрий

Глава 1, где Пророк вводит в местный обиход не совсем привычные методы ведения войны

Сузы, в настоящее время Шуш, провинция Хузестан, Иран. Год 693 до Р.Х. месяц кислиму.

— Зар, ну не хочу я туда больше ездить. Они же дуры набитые, — ныла любимая жена Макса Ясмин, вернувшись после поездки в царский дворец, где встречалась с невестками, женами родного брата, царя Персии, Аншана, Элама, Кермана и прочая, прочая, прочая.

— Звезда моя, но тебе же нужно с другими женщинами общаться иногда, о своем, о девичьем поболтать, — удивленно ответил Пророк.

— Да не о чем с ними болтать, все разговоры только о тряпках и украшениях. С ними скучно так, что скулы сводит. Давай ты мне что-нибудь интересное расскажешь, про Египет или Индию. Я же слышала, тебе тот толстяк докладывал. А правда, что финикийцы маленьких детей в жертву Баалу приносят? А зачем им такой злой бог? А скоро брат их завоюет, чтобы они такую страсть больше не делали? А правда, что в Египте царь черный, как тот нубиец, что во дворце прислуживает? А правда, что у саков женщины на конях скачут, как мужчины, и из луков стреляют? — трещала она без умолку. А увидев обреченное лицо мужа, включила убойный аргумент.

— Ну, Зар, ты меня любишь?

Ясмин несмотря на то, что уже разменяла двадцать пять и была матерью троих детей, во взрослую тетю так и не превратилась, оставаясь тоненькой симпатичной девчонкой, слегка округлившейся после родов. Все семь царских жен, в полной мере соответствовавшие местным канонам красоты, имели необъятные задницы и арбузные сиськи, а потому с жалостью поглядывали на худосочную родственницу. Но муж Ясмин, вкус которого в корне расходился с местными представлениями о прекрасном, находил ее неотразимой. По этой простой причине они оба плевать хотели с вершины храма Мардука на мнение своих толстомясых родственниц. Ясмин так и осталась милой и непосредственной, из-за чего Макс, тогда еще вчерашний раб, влюбился в нее без памяти. Высочайшее положение супруга никак ее не изменило, и все поползновения местного бабья, пытающегося с ней подружиться, вызывали у нее лишь брезгливое отторжение, потому что дурой она вовсе не была, и фальшь чувствовала очень тонко. Сын и две дочери, которых она подарила мужу, росли крепкими и здоровыми, не в последнюю очередь из-за того, что любимый супруг пару раз тупым концом посоха прогнал целителей, пытавшихся лечить их местной аптечной номенклатурой. Лекари не догадывались, что они рисковали жизнью, потому что Пророк продолжал ежедневные занятия с Ахикаром, и легким копьем владел уже вполне прилично. Он даже сам не осознавал, насколько прилично, потому что сравнивал свои навыки с мастерством высочайшего уровня, которым обладал начальник его охраны.

Им пришлось переехать в Сузы, оставив родителям поместье в Аншане, где они пережили столько треволнений. Старикам тоже было опасно оставаться в горном кишлаке, да и не по чину уже, а потому и они, и семьи старшего брата и сестер жили сейчас в их старом доме под охраной копьеносцев и лучников. Семья Пророка в Сузах придирчиво выбирала себе новое жилище из нескольких конфискованных у опальных вельмож, и остановилась на загородном поместье, где в перспективе можно было организовать оборону, как в их прошлом доме. Работы были начаты незамедлительно, царь не собирался рисковать, и вскоре их жилище должно было превратиться в довольно серьезную крепость так, чтобы это не сильно бросалось в глаза. Все-таки сплетни о том, что одно из высших лиц государства является трусом, могли сильно ударить по авторитету власти.

В общем и целом, Ясмин в семейной жизни была счастлива, потому что муж любил ее и детей, пил умеренно, а в храмы Иштар не заглядывал из-за небольших религиозных разногласий, которые закончились торжественным вывешиванием настоятельниц-энту на бронзовом крюке под левым ребром. Ясмин чисто по-человечески тех теток жалела, но семья все-таки была дороже. Слышала она как-то раз жалобы местного сатрапа, у того одна из жен так сильно радела за урожайность ячменя, что из храма Иштар практически не вылезала.

Жена Пророка, единственная из женщин Суз, научилась читать и писать, вгоняя в оторопь государственных мужей, приходивших в их дом на доклад. А, учитывая острый ум и неуемное любопытство, она очень скоро стала выделяться из числа местных дам, которых тут никто и за людей-то не держал, считая их частью домашней обстановки. Это же был Восток во всей своей красе, об эмансипации никто и слыхом не слыхивал. Она читала запоем все, до чего могла дотянуться, от занудных философских трактатов до сказки о ниппурском бедняке. Она хохотала до слез, когда обманутый крестьянин трижды избил правителя города, а Макс дивился, не ожидая от нее такой прыти в учебе. И каждый день, лично покормив мужа, пришедшего с работы (звучит-то как знакомо!), залезала к нему под бок, и требовала все новых, и новых рассказов.

Их быт обслуживала большая семья потомственных рабов, присланных из Кермана. Люди, никогда не знавшие воли, были вполне довольны своей жизнью, потому что обращение было сносным, питание — отличным, и за все время еще никого не выпороли. Надо сказать, рабы понимали, кому служат, и тот легкий ужас, который они испытывали по отношению к хозяину, резко повышал производственную дисциплину. В доме было убрано, еду готовили вкусную, а на глаза хозяину слуги старались лишний раз не попадаться, от греха подальше. Ну, а госпожа крепко держала хозяйство в своем маленьком кулачке, не ослабляя его ни на секунду. Рабы не понимали местное наречие, общаясь с хозяйкой на персидском языке, а учить эламскийим было запрещено строго настрого во избежание подкупа.

По настоянию Ясмин, с ней тоже занимались, обучая владению коротким кинжалом, который она носила на поясе, немало удивляя местный бомонд. Кто-то считал это блажью надменной гордячки, кто-то считал, что это идиотский обычай той захудалой дыры, где она родилась, но все было гораздо проще. Ясмин безумно боялась повторения того, что уже было в ее жизни, и хотела иметь хоть один шанс сохранить жизнь себе и детям. Один раз-случайность, два — система, и она прекрасно это понимала.

Мрачный, заросший до глаз вавилонян, которого муж привел ей в качестве наставника по самообороне, сначала впал в шок от поставленной задачи, но будучи качественно простимулирован, взялся за работу со всей ответственностью.

— Госпожа, — говорил ее учитель Сукайя, что на аккадском значило «уличный пацан». Настоящего его имени никто не знал, а сам хмурый, худой и жилистый мужичок, был неразговорчив до крайности. Но с Ясмин пришлось сделать исключение, так как он впервые выступал в роли учителя.

— Госпожа, вам не нужна наука боя на ножах, вам нужно просто вывести противника из строя и иметь возможность убежать. — Он правильно понял задачу и интерпретировал ее по-своему. — Для начала вам нужен небольшой нож, я бы даже сказал маленький, как игрушка. Он не должен быть богато украшен, чтобы из-за жадности его не отняли сразу. Маленький ножик из черной бронзы, острый, как бритва и с хорошим балансом. И поверьте, это очень дорогая вещь для тех, кто разбирается. Если нападающий будет воспринимать вас всерьез, то убьют сразу или искалечат. В любом случае, вы не успеете им воспользоваться. Поэтому, для начала, мы будем учиться плакать и валяться в ногах.

— Что? — надменно вскинулась Ясмин. — Да я лучше умру.

— Вот видите, госпожа, вы и ваши дети уже мертвы из-за вашей гордыни. Вы зачем меня позвали? Если хотите познать то, чему меня учили двадцать лет, так делайте, как я говорю. А не хотите, отправьте назад, там мне проломят голову булавой, и я больше не буду слушать глупый вздор избалованной бабы.

— Ой! — Ясмин широко раскрыла глаза и затараторила. — Голову проломят? За что? Это же только Хутран делает! Он такой серьезный все время! Ты чем на жизнь зарабатываешь, Сукайя?

— Я, госпожа, за деньги людей убиваю. Но если вам это не нравится, то пожалуйтесь мужу, и вы меня больше не увидите. А если все-таки хотите в будущем спасти детей и свою женскую честь, слушайте меня и делайте то, что я говорю.