Максим Марух - Игра Лазаря

– Если вы собрались устроить маленькую разборку в большом Токио, я прямо сейчас звоню в полицию. О чём пойдёт разговор?

Тут, наконец, Бельфегор обратил внимание на неё. Обернулся и растянул губы в загадочной улыбке, которая показалась Лазарю странно знакомой. Секундой позже он вспомнил: точно так он улыбался ей у вольеров «Тёмной Зоны», когда Яника расспрашивала его о своём инсоне. Что-то нездоровое сквозило в этой улыбке – умильное, ласковое, граничащее с похотью. Нечто такое, что пробуждало в Лазаре лютую ненависть к этому волосатому ублюдку.

– Не волнуйся, моя рыжая лисичка, – проворковал Бельфегор, и Лазарь едва удержался от того, чтобы не расколотить стакан пива о его кудрявую голову, – у нас будет самый натуральный разговор.

– О чём? – упрямилась Яника.

Немного подумав, Бельфегор указал косматой гривой на танцпол, где десять раздетых до трусов «манекенов» зябко жались друг к другу плечами. Среди прочих особо выделялся тщедушный угловатый парнишка с острыми коленками и копной рыжих волос, похожих на сладкую вату.

– О нём.

6

Лилит и Келпи действительно дожидались на улице, засунув руки в карманы и пританцовывая на месте от холода. Вчерашней ночью столбики термометров обрушились с почти нулевой отметки сразу на двадцать градусов, и город сковало монолитным ледовым коконом. На Лилит была короткая лисья шубка, едва прикрывавшая пятую точку, чёрные зимние леггинсы, и высокие блестящие сапожки, плотно облегавшие стройные икры. В своём наряде она выглядела лет на десять старше, ради чего, собственно, и готова была мёрзнуть. Что касается Келпи, то, в отличие от Лилит, этот верзила мало заботился о своём внешнем виде. Понятие «мода» для него не существовало в принципе. На нём была бесформенная китайская пуховая куртка начала девяностых, линялые джинсы и страшные коричневые ботинки на толстой резиновой подошве. Ботинки и джинсы почти до колена испещряла подсохшая грязь, смотревшаяся особенно пикантно на фоне кристальной чистоты выдубленных морозом улиц.

О Келпи Лазарь знал не очень много. Ходили слухи, что он имбецил или что-то вроде того. Что Ведущий держит его в офицерах на родственных началах – дескать, тот приходится ему не то дальним родственником, не то родным сыном. Памятуя о пагубной привычке Ведущего привечать убогих, вторая половина слухов казалась Лазарю довольно фантастической.

Однако, как обликом, так и поведением, Келпи охотно подтверждал первую половину. Не только одежда, но и сама внешность Келпи производила довольно отталкивающее впечатление. Огромный рост, вытянутое жилистое лицо, пара глубоко усаженных в череп бессмысленных глазок, влажный рот и большие мягкие уши, плотно прижатые к лысой голове, делали его желанным гостем на любом фрик-шоу. На длинной шее выпирали толстые черви вен, словно он всё время держал горло в напряжении. Кисти рук были необычайно велики, но в то же время казалось, что в своих пальцах он не раздавит и куриного яйца. Невероятно низкий мышечный тонус придавал телу дряблость, студенистость. Говорил Келпи редко, косноязычно, короткими простыми фразами.

Всё это, а также тот факт, что за свою практику Лазарь ни разу не встречался с ним в инсоне, выдавало в нём идиота. Ну, или слишком замороченного гения.

Не успели они с Сенсом выйти на утоптанный снегом тротуар, расцвеченный в ультрамарин неоновой вывеской клуба, как дверь снова распахнулась, и из гремящего полумрака вывалились наружу ещё трое. Леонард, а следом за ним Яника и Дарения.

– Вся кодла в сборе, – насмешливо пробубнила Лилит в сложенные у рта ладони.

Келпи воззрился на девушек с неподдельным удивлением (как будто он мог вообще что-то подделать) и запоздало улыбнулся. Дара и Яника поравнялись с Лазарем и Сенсом, Леонард присоединился к своим.

Обе банды встретились на тёмной дорожке. Главное теперь, чтобы дело не кончилось Эйзельской бойней.

– Мы так поняли, дуракам закон не писан, – первой бросила пустую бутылку Лилит. – Или это просто такой беспредел?

– А ты почти не изменилась с нашей последней встречи, – в свою очередь поджёг «фаер» Лазарь. – Думал, Ведущий найдёт способ вернуть тебе человеческий вид.

– Невелика разница, – хмуро поддел Сенс, потирая костяшки кулаков большими пальцами.– Кто из нас беспределит, ещё вопрос.

Изуродованная губа Лилит приподнялась над зубами и задрожала.

– Короче так, мальчики и девочки, разбежались по углам и слушаем сюда, – заговорил Леонард. Бархатистый голос законченного маньяка звучал гипнотически, как звуки дудочки, выдуваемые заклинателем змей перед корзиной с коброй. – Нам непонятно, почему «игрок» до сих пор находится в компании Эмпатов. Нам непонятно, но мы и не хотим понимать. Это неважно. Просто уберите его от себя и разойдёмся миром. Чтобы больше ни единой встречи. Мы же не хотим, чтобы исключение в истории с собакой превратилось в правило?

Дарения посмотрела на Лазаря с выражением приговорённого к смертной казни. Потом перевела взгляд на компанию офицеров Ведущего, и все сомнения Лазаря относительно её реакции развеялись. Она будет добиваться амнистии, чего бы ей это ни стоило.

– Ваш «игрок» – это мой молодой человек. Мы сами полчаса назад узнали, что его «играют».

– Я уже сказал – это неважно, – пропел Леонард. – Брось его, и можете лезть к нему в голову сколько угодно.

Редкие в столь поздний час пешеходы с пониманием обходили обе компании стороной.

– А это видел? – спросила Дара, а потом сделала в адрес Леонарда такой скабрёзный жест, какого Лазарь сроду от неё не видывал – показала кулак с вытянутым средним пальцем.

Однако Леонарда её жест позабавил.

– Ответ неверный, – рассмеялся он. – Даю минуту на размышление.

Палец с лакированным накладным «наконечником» совершил несколько круговых движений. Лазарь готов был аплодировать этому персту неповиновения, припав на одно колено.

– Нужны пояснения? – дрожащим от восхищения голосом осведомился Сенсор.

Бельфегор рванулся в его сторону, но Леонард остановил его, схватив за рукав. Похоже, своим последним замечанием Сенс превысил лимит неуважения к главному офицеру Ведущего на сегодняшний вечер.

– Прикуси язык, пижон! – рявкнул Бельфегор. – Слышь, пушистая, бросай дурить. Я ему такую весёлую жизнь устрою – век будет помнить.

– Кого ты назвал пушистой, кудрявый? – взвился Сенсор, тоже делая шаг вперёд.

Лазарь понял – ещё немного, и пёс сорвётся с поводка без разрешения хозяина. Этого нельзя было допустить. С появлением девушек ни о какой драке не могло идти и речи.