Джим Батчер - Холодные деньки

Мать Зима смеялась.

— Так, — сказала она. — Так, так, так и так. Возможно, ты не совсем бесполезен в конце концов, да, человечек?

Насколько я знал, у Матери Зимы есть полный набор столовых приборов. Я сконцентрировал волю, чтобы создать защитное заклинание, но остановился. Магия схожа с водой, с воздухом. Я понял, что Мать Зима сразу же почует меня по созданному мной заклинанию.

— Это была проверка? — прошептал я, прикрыв рот ладонью, чтобы не дать ей определить место, где я стою.

— Или разделка, — проскрипела она. — Мне подходят оба варианта.

И затем ослепительный свет затопил комнату.

Сначала я подумал, что окружающее меня пространство наполнила сила огромной мощи, но потом понял, что это открылась дверь. Это был солнечный свет золотистого оттенка, который так присущ осенней поре. Я снова прикрыл глаза и понял, что нахожусь в небольшом и простом домике в средневековом стиле, в котором уже бывал когда-то. Всё в нем было изготовлено вручную из дерева, глины и кожи. Стекло в окнах было мутным и кривым. В целом, чистый и опрятный домик за исключением одного из углов, в котором стояло большое, уродливое и выглядевшее ободранным кресло-качалка.

— Временами ты бываешь чрезмерно драматичной, — посетовал старческий голос, настолько же мягкий и милый, насколько неприятным был голос Матери Зимы. Хозяйка голоса вошла мгновенье спустя — почтенная старушка в простом платье с зелёным передником. Её длинные волосы, серебристые и истончившиеся, были уложены в небольшой опрятный пучок. Она двигалась с чуть чопорной, суетливой энергичностью крепкой пенсионерки, а её зелёные глаза, несмотря на морщинки в уголках, были ясные и зоркие. Мать Лето в одной руке несла корзину, наполненную пучками, по-видимому, срезанной под конец сезона огородной зелени. Пока я смотрел, она вошла в комнату, пробормотала какое-то слово, тут же поднялись с десяток крошечных вихрей, стёрли толстый слой сажи с набранных из множества стёкол окошек, и домик залил более яркий свет. — Теперь нам понадобится новый тесак.

Мать Зима, в чёрной шали и капюшоне, оскалила железные зубы в молчаливой усмешке. Она указала кривым, уродливым пальцем на ближайшее к ней окно, и оно снова почернело от сажи. Затем она неторопливо подошла к креслу у окна и уселась, укрывшись образовавшимся клочком тени, как если бы это было уютное одеяло.

— Я делаю то, что должно быть сделано.

— Нашим тесаком, — проворчала Мать Лето. — Полагаю, ни один из ножей не годился?

Мать Зима снова оскалила зубы:

— Я не пользуюсь ножом.

Мать Лето неодобрительно хмыкнула и начала выгружать содержимое корзины на деревянный стол возле камина.

— Я же тебе говорила, — спокойно сказала она.

Мать Зима издала недовольный звук и указала пальцем. Большая кружка, украшенная изящным цветочным орнаментом, упала с полки.

Мать Лето спокойно протянула руку, поймала кружку и поставила на прежнее место.

— Э-э… Мать Лето, — сказал я после мгновенья тишины. — Прошу прощенья за то, что втогся в ваш дом.

— О, дорогой, это очень мило, — ответила Мать Лето. — Но тебе не за что извиняться. В конце концов, тебя привели сюда против твоей воли.

Она на секунду замолкла, потом добавила:

— И довольно грубо.

Мать Зима издала ещё один недовольный звук.

Я переводил взгляд с одной на другую. Да в этой семье есть проблемы, которые тянутся веками, Гарри. Стоит вести себя осторожно.

— Э-э… Полагаю, я предпочёл бы думать об этом, как об очень настойчивом приглашении.

— Ха, — сказала Мать Зима, сверкнув зубами из-под своего капюшона. — По крайней мере, Рыцарь знает, кому служит.

Матери Лету удалось вложить в свой голос глубокий скептицизм:

— Ну конечно, наверняка он просто в восторге от необходимости служить тебе, — заметила она. — Почему ты решила притащить его сюда именно сейчас?

Мать Зима снова блеснула зубами:

— Он призвал меня, это надо было видеть.

Мать Лето выронила свои травы и поглядела на меня широко раскрытыми глазами.

— Ох… — сказала она. — Ну и ну.

Качалка Матери Зимы скрипнула, хотя не было заметно, чтобы она действительно двигалась:

— Он знал некоторые имена. И не был совсем уж глуп при их выборе, и не сделал больших ошибок при их использовании.

Ярко-зелёные глаза Матери Лета сузились:

— И он…?

— Нет, — хрипло сказала Мать Зима. — Не это имя. Но он видел противника и знал одно из его имён.

В зелёных глазах промелькнула задумчивость, она явно что-то просчитывала, но так быстро, что я не смог угнаться за ней.

— Да. Понимаю, — сказала Мать Лето. — Так много новых вариантов развития событий.

— И среди них много уж слишком цветущих, — тихо произнесла Мать Зима.

— Даже для тебя они будут уж всяко лучше, чем голодная ночь.

Мать Зима сплюнула на пол.

Этот плевок начал проедать дыру в земляном полу в нескольких дюймах от моей ноги. И я не шучу. Я попятился в сторону, стараясь не вдыхать поднимающиеся пары.

— Думаю, — сказала Мать Зима, — мы должны показать ему.

Мать Лето сузила глаза:

— Думаешь, он готов к этому?

— У нас нет времени нянчиться с ним, — проскрежетала Мать Зима. — Он — оружие. Так сделаем его сильнее.

— Или сломаем? — спросила Мать Лето.

— Время, время! — выдохнула Зима. — И он не твоё оружие.

— А это не только твой мир, — возразила Лето.

— Прошу прощенья… — тихо сказал я.

Зелёные глаза и черный капюшон повернулись ко мне.

— Я не хочу быть грубым, мэм, — сказал я, поднимая с пола сорванную мной деревянную полку и вешая обратно на стену. Затем я наклонился и начал собирать плотно закрытые баночки и ставить обратно на полку.

— Я всё ещё молод. Я делаю ошибки. Но я не ребёнок, и не позволю никому другому выбирать за меня дорогу, по которой мне идти.

Это заставило Мать Зиму снова рассмеяться кудахтающим смехом.

— Он просто душка, — прохрипела она. — Он действиетельно так считает.

— Действительно, — сказала Мать Лето, но её голос оставался задумчивым, она наблюдала, как я привожу в порядок упавшую полку.

Я продолжал возвращать на место баночки, аккуратно выставляя их в ряд, и говорил так мягко и вежливо, как только мог:

— Вы можете управлять моим телом, словно марионеткой. Можете убить меня. Можете наложить на меня проклятье или пытать, или превратить в какое-нибудь животное.

— Могу, — ответила Мать Зима. — И, возможно, так и сделаю, если ты и дальше будешь вести себя столь дерзко.

Я сглотнул и продолжил:

— Вы можете уничтожить меня. Но вы не можете заставить меня быть не таким, каким я решил быть, мэм. Я не знаю, что именно вы хотите мне показать, мэм. Но вам не удастся заткнуть мне этим глотку или положить это на полку, но так, чтобы я не мог дотянуться. Я решил это для себя. Иначе я просто уйду.