Алексей Троненков - Шагнуть в пропасть и полететь…

— Ну, мил человек Сергей, откуда ж ты родом-то? И что думаешь делать дальше?

Они присели на полусгнивший чурбачок. Сергей все еще бестолково держал алюминиевую миску. Петр Иваныч все еще посмеиваясь взял ее и кинул к входу в сарай.

— Да без надобности она тебе, Сергей! — стал задумчив Петр Иваныч. — Сдается мне, ты такие в жизни и не видел…

— Да нет, отчего же, в армии пришлось! — также задумчиво ответил Сергей, не вдаваясь в подробности, в какой именно.

И случилось невероятное. Блестящий нелегал, успешно работавший треть своей недолгой жизни на две мощнейшие противоборствующие спецслужбы, «сломался». Он не смог сопротивляться неведомому порыву и, начихав на все мыслимые инструкции и законы, выложил старику все как есть, начиная с той самой армии и до возвращения сознания в кутузке.

В течение повествования Петр Иваныч несколько раз начинал дымить чем-то крепким и поразительно вонючим. Когда же Сергей завершил свою одиссею, то на некоторое время воцарилась тишина. А выговорившийся Сергей, сидел и гадал о причинах внезапного желания поплакаться на плече бомжа.

Докурив очередную пакость, Петр Иваныч покряхтел, встал, потянулся и хитро, прямо по-ленински, сощурился:

— Сразу ты мне, мил человек, непростым показался! И стража-то вона как выключил, что твоего телка на бойне! Ну, пойдем, кой-чо покажу, да и будем собираться в путь.

— Куда собираться? — ошеломленно переспросил Сергей.

— В путь-дорожку, мил человек! — спокойно подтвердил Петр Иваныч. — Ты ж своими окаянствами столько шуму наделал, через несколько часиков по области и мышка не прошмыгнет. И моих ребяток без причины шмонать станут. В общем, жития спокойного нам туточки уже не будет. Так что двинемся стайкой, словно перелетные птахи и доведем тебя до родимого дома… Вот только от ментовских «пушек» избавиться надобно… Я вообще в толк не возьму, зачем они тебе понадобились!

— Петр Иваныч! — Сергей остановился, открутил веточку жимолости, пожевал ее, взглянул на старика. Даже не пристально, а просто с великой усталостью. — А вам-то что за охота ввязываться в это… Да и выгоды никакой не предвидится…

Петр Иваныч тоже застопорился, но не обернулся, а ответил просто:

— Да никакой. Просто все равно нам выпала судьба сниматься с насиженных мест, так почему бы и тебя с собой не прихватить? Мнение общины ты слышал, а что до направления, так им без разницы. Да и приглянулся ты мне, Сергей, сам не знаю, что за напасть такая… — уже тише добавил он.

Сергей крепко зажмурился, раскрыл глаза и долго смотрел в голубое небо, пока не стало казаться ему, будто летит по этой бескрайней дали, навстречу своей гибели… Люди продолжали его удивлять…

Из транса вывел его по-прежнему беззаботный голос Петра Иваныча:

— Ну-кась, мил человек, помоги старику!

Сергей опустил глаза — неугомонный дед уже успел открыть мастерски замаскированный люк и стал выволакивать из ямы два солдатских вещмешка. Сергей подхватил оба и дернул, словно пресловутую репку. Петр Иваныч лихо закинул один из них себе за спину и развязал тесемки на втором. Затем сбросил вниз оружие, прихваченное при побеге, и захлопнул люк.

— Там одежа кое-какая… Не знаю, как с размером, уж не взыщи,… немного денег… Это я тебе на тот случай говорю, если вдруг доведется нам непредвиденно расстаться. А явишься на глаза милой в такой рванине, как на тебе сейчас, так она тебя первая снова в ментовку сдаст!

— Петр Ив…

— Слушай, Сергей, мы тебя доведем — с нами веселее, да и маскировочка похлеще, чем у Штирлица, но вот выпутываться из своей ситуевины будешь сам. Мы в государственные дела не вмешиваемся! Так что без обид и начинай думать о своей судьбинушке!

— Странные вы люди, Петр Иваныч! — проговорил Сергей, снова зашнуровывая мешок и приноравливая его за спину. — Есть деньги, а не используете, есть одежда, а не носите…

— А на кой нам новая одежда, мил человек? — искренне удивился старик. — На вокзалах можно и в нашей посидеть, а ежели станем деньги тратить, то когда ж их зарабатывать? — Он похлопал грязной ладонью Сергея по плечу. — Эти люди, Сергей, не совсем нищие, как ты мог бы подумать, у них есть и «деньги и одежда», просто каждый из них по каким-то причинам оказался вырванным из привычной среды, оказался невостребованным в «той» жизни… И становятся они вольными странниками, уповающими на людское сострадание, а зачастую и используя его. Проходят по самому дну нашего непростого общества, со смирением принимают удары судьбы, сносят насмешки и терпят оскорбления. Они — вне общества, так какая разница, какая на них одежда! И деньги им пока не нужны! Для многих — это лишь временное прибежище, дающее возможность переосмыслить свою жизнь, попробовав найти то самое свое маленькое местечко в ней. Помнишь, расчистили тебе место на лавке. Это — символ. Кто-то же остается на этой лавке на всю жизнь, не желая или не в силах приспособиться к обществу, ужиться с ним… Ну, идем, что ли, мил человек, а то нас уже заждались…

Сергей оглянулся: «община» действительно живописной стайкой дожидались их, словно пионеры в перед отправкой в пионерские лагеря. У кого за спиной болтался такой же мешок, кто взвалил на плечи тюки из простыни, кто пижонил с настоящими чемоданами, переживающими, наверное, не первый десяток лет. Сергей мог бы поклясться, никакого знака Петр Иваныч не подавал, хотя, черт их разберет — этого хитрого, жуликоватого философа и его «общину»!

… Второй день они пробирались подмосковными лесами к родному городу Сергея. За это время он понял, оказывается, до сих пор никогда и не был в настоящих лесах. Не тех, где в детстве катался на лыжах с широкими тропинками и полянами массового отдыха, а где солнечный свет таял, не в силах пробиться сквозь плотную крышу ельника. Не тайга, конечно, но в этих местах временами совершенно невозможно все время топать прямо, и путь начинает петлять, как речь дипломата, но всегда неведомыми тропами Петр Иваныч выводил на некую прямую, проложенную, видимо, в его голове. И хоть для толкового человека не составляло большого труда помнить наизусть карту московской области, но все-таки было в этом что-то противоестественное — шагать по прямо-таки сказочным дебрям, в то время как над головой светлыми полосами расчерчивали небо авиалайнеры.

К концу первого дня остановили свой неспешный переход в низине, неподалеку от весело журчащего, как тот час же придумал для него банальное определение Сергей, ручейка. Несколько костерков значительно разнообразили пейзаж, где, как полагал недавний цивилизованный горожанин, явно не ступала нога человека после Ильи Муромца. Хотя, какого черта ему бы понадобилось спускаться в этот овраг, Сергей решительно не мог придумать.