Александр Сивинских - Гончий бес

– Таких? – спросил отец и вытащил из кармашка на поясе сложившего лапки желез-ного саранчука.

– Именно таких, товарищ капитан. Именно. Откуда он у тебя?

– Подобрал возле одного охотничьего домика. Кто-то его из окна вышвырнул. Ладно, допустим, процесс они увидят. А дальше что?

– А дальше приложат все усилия, чтоб его прекратить. Потому что такие вот славные букашки взяли моду нападать на людей. И одного уже загрызли насмерть.

– Кого?

– Дашкиного супруга.

– Допа? – спросил я.

– Нет, настоящего, – ответила Дарья. – А Доп ими командовал. Пришлось дать ему окончательный развод. Впрочем, это неважно. Важно другое. Надо узнать, сколько ещё этих тварей наштамповано. А также кто и для чего их штампует.

– Н-да, дело пахнет керосином, – заметил отец. – И даже сильнее, чем я думал. Ладно, господа туристы и примкнувшие, уговорили. Едем на завод. Разберёмся, кто заказывает музыку про кузнечиков-огуречиков.

– Да мы там уже были, – сказал Конёк-Горбунок. – Не пускают, демоны.

– Со мной пустят.

– Ну, пустят. А смысл? Там десять гектаров только наземных цехов. Да под землёй целый город. Проводник по-любому нужен.

В этот момент наконец-то пошевелился Игорь Годов.

– Я буду. Проводником, – хрипло и отрывисто, но очень звучно проговорил леген-дарный рокер. – Семь лет там. Отработал. Знаю как. Свою гитару.

Годова, заявившего, что проникнуть на территорию завода можно и в обход проход-ной, усадили рядом с отцом. Показывать дорогу. Честно говоря, я несколько сомневался в словах легенды русского рока. Если в годы коммунистического тоталитаризма СКЗСиСМ был режимным предприятием, то разве там могли быть дыры в заборе? Однако от споров воздержался. Кто знает, как реагируют восставшие мертвецы на человеческое недоверие. Вдруг начинают безостановочно плакать горючими слезами? А в нашем провожатом и без того жидкости было как в вяленой уклейке.

Да и не до споров мне стало, когда на заднее сиденье «копейки» помимо нас с Жера-ром уселись ещё Конёк-Горбунок и мисс Голдэнтач. Сразу сделалось адски тесно. Габари-ты дяди Миши никогда не отличались миниатюрностью. Да и Сильвия, при общей спор-тивности, имела весьма развитую нижнюю часть. Дядя Миша, едва оказавшись в машине, начал эту самую часть по-хозяйски похлопывать и поглаживать. Американка поощри-тельно улыбалась и вполголоса восклицала «о-ла-ла, Майкл!».

Мы с Жераром, безжалостно притиснутые к вытертому пластику дверцы, лишь страдальчески переглядывались. На наше счастье путь оказался недолгим. Съехав с пло-тины, машины повернули направо. Километра полтора катили по дороге, идущей между высоченным заводским забором и оловянно блестящим прудом, потом свернули и с неё. К пруду.

На берегу, выложенном бетонными плитами, обнаружилась квадратная башенка, по-хожая на дот. Тоже бетонная, с покатой железной крышей и узкими горизонтальными окошечками, спрятанными под чем-то вроде жалюзи. Только пластины были неподвижны – из железных полос, намертво приваренных к солидной раме.

Возле башенки мы и остановились.

– Хо, знакомая штуковина! – сказал дядя Миша. – Вентиляционная шахта бомбоубе-жища?

– Да, – ответил Годов.

– А как мы в неё проникнем? – озадачился я. – Крышу оборвём что ли?

– Ты, я вижу, плохо изучал в школе предмет гражданской обороны, – сказал отец с напускной суровостью. – Прогуливал?

– Само собой. Папа меня не контролировал. Дневник не проверял. За двойки не лу-пил. Вот я и вырос невеждой.

Отец крякнул и замолчал. Я открыл дверь, выпустил Жерара и с облегчением вылез сам. Американцы уже были возле башенки. Столпились с противоположной стороны и что-то энергично обсуждали. Я приблизился к ним. Выяснилось, что в башенке кроме окошечек имеется приличных размеров железная дверь, заглублённая в землю.

К двери вели бетонные ступеньки.

– Запасный выход, – пояснил подошедший дядя Миша. – На случай, если при атом-ной бомбардировке заводские строения рухнут и завалят основной. А тут, как видишь, рушиться нечему. Одна проблема, запирается он изнутри.

– Я открою, – прохрипел Игорь Годов.

Он одним движением перебросил гитару из-за спины на грудь, наклонил голову – так, что волосы полностью завесили лицо – и ударил по струнам. Получившийся звук трудно было назвать мелодичным. Да и просто приятным. Начавшись, как пронзительный звон, он вдруг превратился в жуткий скрежет отодвигаемого запора, а затем в скрип медленно отворяемой двери, чьи проржавевшие петли не смазывали лет сто.

Вернее, это и был скрип медленно отворяемой двери! Железная створка запасного выхода нехотя уползала внутрь. Абсолютно самостоятельно. Она тряслась и даже как буд-то изгибалась, настолько тяжело проворачивались шарниры, буквально сварившиеся за годы неподвижности. Наконец дверь вздрогнула в последний раз и остановилась полуот-крытая.

Все потрясённо молчали. Первым очухался отец.

– Видите, Фишер, – сказал он наставительно. – Чудеса способны творить не только Иерихонские трубы, но и русские гитары.

– Да уж. Волшебная сила искусства, – отозвался тот.

Я посмотрел на него с интересом. Оказывается, у этого тюфяка имелось чувство юмора и неплохая выдержка. К сожалению, у Декстера и то и другое отсутствовало на-прочь.

– My Gosh! How the fuck did you do that? – взвыл он. – What the fuck is going on here?

– О-о-о! Как ты это, на хрен, сделал? – флегматично перевёл Фишер. – Чё тут ваще, на хрен, происходит?

Годов не удостоил его ответа. Он вернул волшебную гитару за спину и прохрипел:

– Вам понадобятся. Фонари.

– У меня есть парочка, – сказал отец.

Сбегав к жигулёнку, он вернулся с двумя внушительными устройствами. Они напо-минали скорей небольшие прожекторы, прилаженные к мотоциклетным аккумуляторам, чем электрические фонарики. Да и светили, как оказалось, соответственно.

Включив их, мы ступили на лестницу.

Не знаю, как остальные, а я чувствовал себя археологом, впервые входящим в под-земный храм древней цивилизации. Впереди – смертельные ловушки, кровожадные му-мии воинов-защитников и, само собой, проклятье давно умерших жрецов. Проклятье ты-сячелетнее, крепко настоявшееся, а потому ставшее ещё более необоримым и убийствен-ным. А вот ждут ли в конце пути сокровища, бог весть.

Ход был сухим, очень пыльным и довольно широким. На стенах висели светильники, большинство почему-то без плафонов и лампочек. Под потолком тянулись два вентиляци-онных короба, змеились кабели в толстой чёрной оплётке.

Игорь Годов вышагивал первым. Движения у него были явно нечеловеческими. Руки накрепко прижаты к бокам, ноги в коленях едва сгибаются, торс наклонён вперёд. Каза-лось, что он просто силится догнать падающее тело, и это ему пока удаётся. Но стоит ему замедлить шаг, как торс перевесит, и легенда русского панк-рока со всей дури врубится мордой в пол.