Поймать хамелеона (СИ) - Юлия Цыпленкова
Если они — единственная подпитка Бэлы, то уже спешат за ней, тогда их в Петербурге тоже уже нет. Но если просто разбежались и затихли на время, значит, не знают, куда делась магиня. Тогда и смысла нет туда вновь соваться. А если кто-то и остался, то это какая-нибудь прислуга или сторож. Эти точно ничего не знают.
— А что если она вернулась, но не на Малую Охту, а в другую часть Петербурга? — спросил себя Олег и стремительным шагом, покинув комнату Степана, направился в кабинет.
Однако остановился на полдороги, выругался и вернулся назад. Котов забрал изрядно опустевшее хранилище и поспешил туда, куда намеревался зайти, в кабинет. Однако прежде посмотрел на второй поисковик и досадливо фыркнул. Хамелеон не появился.
Вздохнув, маг уместил на карте второе хранилище и усилил его собственным воздействием, потому что большая часть сохраненной энергии Бэлы была отправлена ночью Полянскому.
— Нет, не вернулась, — с досадой констатировал Олег. Магини в Петербурге не было.
Котов развернулся к шкафу и увидел Глашеньку. Девушка в нерешительности переминалась с ноги на ногу, и когда встретилась взглядом с розыскником, смущенно потупилась.
— Дайте мне еще несколько минут, Глафира Алексеевна, — произнес Олег, и вышло у него это с толикой раздражения, впрочем, не имевшего к гостье никакого отношения.
Однако она, кажется, поняла иначе и, бросив:
— Простите, — выбежала из кабинета.
Котов проводил ее взглядом, после тряхнул волосами и открыл шкаф, откуда достал уже иную карту — карту Российской империи. Расстелил ее поверх первой, но вдруг остановился и повернул голову в сторону двери. Отчего-то он ощутил неловкость и никак не мог понять ее причины. Однако это лишнее сейчас чувство вело его прочь из кабинета, и маг поддался внутреннему чутью.
Он неспешно прошел к своей спальне, ныне занятой гостьей, постучав, заглянул внутрь и тут же направился к гостиной. Девушка нашлась именно там. Она, ссутулившись, сидела на кресле и смотрела на свои руки, сложенные на коленях. Она казалась расстроенной, даже потерянной, но невероятно трогательной. Всякое раздражение окончательно покинуло Олега, сменившись щемящей нежностью.
Он приблизился к Глашеньке, но не успел открыть рта, когда она вскинула на него взгляд и заговорила первой.
— Наверное, мне и вправду лучше попроситься на постой к Федору Гавриловичу. Это будет более прилично, и Миша не станет меня бранить. Вы проводите меня? Я могу и сама, но у меня же багаж… Или это неуместно?
Котов присел перед ней на корточки, упер колено в пол и заглянул в глаза. Она была хороша, изумительно хороша и столь же трогательна. Мужчина совершенно позабыл о том, что говорил ночью спящей девушке, он потерялся в том чувстве, которое сейчас захватило его
— Что неуместно, Глафира Алексеевна? — машинально спросил он.
— Просить вас еще и об этом, — ответила она и отвела взгляд. — Кажется, я уже сильно стеснила вас, а мне не хочется быть навязчивой…
Договорить барышня не успела. Розыскник вдруг обхватил ее голову ладонями и прижался к губам. Ошеломленная девушка застыла, кажется, опасаясь даже вздохнуть. Впрочем, ошеломлена была не только она. Олег отстранился так же порывисто, как и поцеловал гостью, и посмотрел на нее шальным взглядом.
— Простите… — пробормотал он, всё еще пребывая в растерянности.
— Ч… Что это было, Олег Иванович? — запнувшись, пролепетала Глашенька. — Вы меня поцеловали?
— Поцеловал, — интонация Котова вышла больше вопросительной, чем утвердительной, и девушка кивнула:
— Именно так. Но… — она на мгнвоение замялась, а после все-таки закончила, — почему? Зачем вы поцеловали меня?
Он и сам не мог сказать — зачем. Просто эмоции, обнаженные ночным провалом и дальнейшим самобичеванием, так и не успели подернуться пеплом. И в эту минуту розыскник оказался полностью открытым, наверное, потому и ответил, всё еще будучи в ошеломлении от собственного порыва:
— Я люблю вас.
— Меня? — переспросила Глашенька.
— Вас, — кивнул Олег.
Барышня смотрела на мага широко распахнутыми глазами.
— Любите? — снова спросила она, и Котов опять кивнул:
— Похоже на то.
Глаша наконец встала с кресла, и, осторожно обогнув мага, так и стоявшего перед ней на одном колене, отошла от него. Она с минуту нервно сплетала и расплетала пальцы, вдруг обернулась и воскликнула:
— Зачем вы издеваетесь надо мной, Олег Иванович⁈ Это низко! Да, я наивна и совершенно не разбираюсь в жизни. Да, неравнодушна к вам, но зачем же вы издеваетесь?
На миг Олегу подумалось, что сейчас лучший момент исправить ситуацию. Попросить прощения за «неудачную шутку», или же сказать что-то еще. И вправду проводить ее к Ковальчуку и, уже находясь вдали, продолжить делать то, что и намеревался: вытащить Мишу из застенков, отыскать хамелеона и защитить девушку от всяких угроз ей и брату. И пусть она больше не посмотрит на него тем доверчивым взглядом, от которого сладко поет душа, но так и вправду будет лучше. Сердце Глафиры Воронецкой будет ранено, но не разбито. Да, так будет лучше всего, именно так и надо ответить…
— Я не издеваюсь над вами, Глафира Алексеевна, — произнес он вслух и замолчал, не в силах сказать того, что намеревался.
— То вы рычите на меня, то целуете, то признаетесь в чувствах, — девушка сжала виски пальцами. — Безумие какое-то, — пробормотала она и, обернувшись, спросила: — Но когда вы успели полюбить меня?
Котов поднялся на ноги, подошел к ней. «Не сходи с ума, — требовал здравый рассудок. — Скажи, что выразился не верно, что она тебе просто понравилась, как нравится всякая хорошенькая девушка. Ты всё равно не сможешь составить счастье этой девочке, не морочь ей голову».
— С первого взгляда, — ответил Олег. Чувства оказались громче разума. — С того момента, как вы обернулись и посмотрела на нас с Ковальчуком, ваш образ преследует меня.
Глашенька закусила губу и потупилась. Котов смотрел на нее сверху вниз и мучился желанием обнять. Однако он и без того уже перешел рамки. И раз уж язык молол то, о чем стоило смолчать, то хотя бы руки стоило держать при себе.
— А я вас тогда совсем не запомнила, — донеслось до розыскника. — Даже не заметила толком. Но когда вы подошли ко мне в парке… С тех пор я не могу выкинуть вас из головы. И когда Миша увез меня в тот дом, я ужасно на него рассердилась, а потом, — барышня наконец подняла взгляд на Олега, — я стояла там и мечтала, как было бы хорошо случайно встретиться с вами. И вдруг вы зовете меня, еще и настоящим именем…
