Инна Кублицкая - На тихом перекрестке

Он огорчился. Было видно, что он представления не имеет, что нужно дарить двенадцатилетним девочкам, и все эти куклы-конфеты купил просто потому, что так принято… зато от чистого сердца. Занни даже пожалела его — распаковала куклу, подержала в руках.

— О какая красивая, — со сладкой улыбкой промолвила она. — У меня никогда такой не было.

Она лгала — бывали у нее куклы и получше этой. Однако гость был такой забавный, что стоило немного подбодрить его.

— Тебе нравится? — с радостной надеждой спросил Майк.

— Конечно! Я же сказала! — ловко изображая искренность, закивала Занни. — А конфеты вкусные?

— Фрукты в шоколаде, — проговорил Майк, протягивая коробку.

— Я их очень люблю, — объявила Занни, развязывая ленточку. — А миндаль в шоколаде там есть?

— Да, кажется, — неуверенно ответил Майк.

Занни открыла коробку, выбрала конфету с миндалем и протянула коробку Майку. Тот неловко тоже выбрал. Занни пошла с коробкой к воспитательнице, надзиравшей за встречей, сделала книксен, как благовоспитанная девочка, и предложила:

— Пожалуйста, угощайтесь, сестра Алиция.

Воспитательница взяла конфету, поблагодарила. Зная каверзный характер негодной девчонки, монахиня заранее сочувствовала посетителю — Занни наверняка затевала очередную жестокую шутку. Следовало бы предупредить Майка, и сестра хотела, улучив момент, тихо сказать ему об этом, но Занни уже кое-что понимала в психологии, поэтому сложила подарки в кучу и повела Майка гулять в парк.

Парк при приюте был старинный, взращенный не одним поколением садовников. В прошлые столетия по его аллеям чинно прогуливались благочестивые сестры, зорко присматривая за пансионерками, порученными их попечению. В те времена здесь проживало около полусотни юных девиц, которым прививались навыки, необходимые для достойного замужества. Однако мировые войны и последовавшие за ними перемены затронули даже патриархальную Северингию, и в монастыре расположился сиротский приют.

Занни знала в парке уйму укромных местечек, но гулять с Майком она вышла на главную аллею, окруженную ухоженным газоном и просматривающуюся насквозь. Майк чувствовал себя неуверенно; прошли годы, и маленькая девочка превратилась в подростка, а как обращаться с подростками, особенно с девочками, Майк не имел ни малейшего представления. Он покорно шел рядом с Занни, ведомый за руку, и отвечал на ее вежливые вопросы. О своем основном занятии, не вполне законном, а потому хоть и приносящем определенный доход, но порой приводящем его в тюрьму, Майк не упоминал, рассказывал о случайных заработках, об улице, на которой живет, о своей квартире.

Он даже немного увлекся, оттаял и заулыбался. А когда Занни заинтересовалась тем, что он живет прямо при въезде на Большой Корисский мост и, возвращаясь домой, почти каждую ночь проходит по нему, Майк охотно и даже увлеченно описал и сам Большой мост, и изгиб его старинного, еще булыжником мощенного горба, и старинного литья решетки, и вид, открывающийся с моста ночью…

Мосты вообще занимали Занни, а когда она услышала, что ночью, когда по всему городу зажигаются огни, высоты моста совсем не чувствуешь, и кажется, будто он лежит прямо на воде, потому что самой реки не видно, а видны только отраженные в ней огни, девочку это буквально зачаровало. Некая новая мысль овладевала ею все назойливее, и лишь привычная раздвоенность — в голове вертится одно, а губы говорят другое — помогла ей вежливо попрощаться с Майком, пригласить его заходить почаще и помахать ему вслед из-под арки ворот.

Вот теперь можно было и поразмыслить.

Занни опасалась, что автобус опоздает, и придется простоять на остановке лишних несколько минут, а ей и так было неуютно торчать у всех на виду — в любой момент рядом могла появиться воспитательница, схватить железной рукой — и откуда только у монахинь такая хватка? — и потащить обратно, в приют.

Но автобус подошел вовремя, в ту самую минуту, когда Занни подошла к остановке, и она поспешно шмыгнула в открывшуюся дверь. Водитель, седой худощавый дядька, принял деньги и спросил:

— А не слишком ли поздно тебе так далеко ехать?

Был уже десятый час вечера, время совсем не детское, но Занни спокойно и с улыбкой выдала заранее придуманную версию:

— А я как раз и еду домой, — улыбнулась она. — Я опоздала на восьмичасовой рейс.

— Твои родители, наверное, волнуются, — укорил водитель. — Позвонила бы ты… Я подожду.

— Я уже позвонила, — сообщила Занни, устремив на водителя чистый безгрешный взгляд. Это всегда срабатывало, сработало и сейчас.

Она выбрала место впереди справа. Сквозь лобовое стекло она видела дорогу ничуть не хуже, чем водитель; к тому же смотреть вперед было куда интереснее, чем, кривя шею, пялиться в боковое окно.

Солнце уже село, наступили долгие сумерки. Занни рассчитала, что к тому времени, когда автобус въедет в город и высадит ее у Большого моста, темнота как раз сгустится и наступит настоящая ночь.

Водитель время от времени искоса посматривал на нее. Возможно, у водителя были дети, а может, даже и внуки ее возраста. Во всяком случае, его всерьез волновало, ждут ли девочку на остановке — в ночное время детям не стоит ходить по улицам без взрослых.

Занни чувствовала и правильно истолковала этот его интерес. Однако она неплохо подготовилась к этой прогулке, изучив по плану города район, который объявила своим домом. Да и беседы с психологом не прошли даром. Поэтому, ощутив на себе очередной внимательный взгляд водителя, она улыбнулась ему и весело сообщила:

— У вас остановка через два дома после нашего. Как с моста съезжаете, так первый дом — это наш.

В ответ водитель молча кивнул.

Пригороды незаметно сменились городскими домами, дорога перетекла в улицу, вокруг прибавилось огней и автомобилей. Водитель перестал отвлекаться на нее, тем более что здесь, в городе, оказывается, недавно прошел дождь — асфальт блестел и умножал огни.

Припоминая карту и схему автобусного маршрута, Занни угадывала, по каким улицам они едут. По мере приближения к Большому мосту ее начало познабливать — мелкая дрожь против воли овладевала телом. Напряжение, которое она таила в себе последние четыре дня, теперь просилось наружу.

Однако поездка по мосту, как ни странно, не произвела на нее того впечатления, какого она ожидала — автобус шел во втором ряду, а в первом, колесо в колесо, шел такой же автобус и загораживал весь вид. Занни повернулась налево, но мост был очень широк, и реки она не увидела.

От волнения она чуть не забыла, какой адрес назвала водителю, и вскочила с места лишь тогда, когда он притормозил за два дома до остановки.