Игорь Исайчев - Чужая дуэль

Срывая на ходу пальто, я бросился к Дарье. Сгреб в охапку, изо всех сил прижал к себе и неистово впился в неумелые губы, с замиранием сердца ожидая яростного сопротивления.

Мне несказанно повезло. Грубого принуждения, удержаться от которого было уже не в моих силах, и что без сомнения, раз и навсегда поставило бы жирную точку в наших нарождающихся отношениях, не потребовалось. На секунду закаменевшая Даша, вдруг обмякла и, ответно обхватив меня за шею, с жаром ответила на поцелуй. Я подхватил ее на руки и, не чуя под собой ног, отнес за ширму, бережно опустив на аккуратно застеленную кровать.

Даже судорожно стаскивая с себя одежду, мы суеверно старались до конца не размыкать объятий, словно это грозило неминуемой разлукой. Наши обнаженные тела соприкоснулись, и время остановилось.

Когда я в полном изнеможении откинулся на смятую, влажную от пота подушку, то с удивлением обнаружил, что в комнате уже совсем темно. Превозмогая нежелание шевелиться, невероятным усилием воли заставил себя сесть и вслепую нащупать на тумбочке спичечный коробок. Только с третьей попытки, сломав дрожащими пальцами две спички, зажег свечу. А когда обернулся, то наткнулся на странный, и как мне показалось, испуганный взгляд Дарьи. Стеснительно натянув одеяло до самого подбородка, словно не ее тело я ласкал буквально несколько минут назад, дрожащим от близких слез голосом, она негромко спросила:

– И кто я теперь тебе?.. Любовница?.. Или… никто?

– Опустившись рядом с ней на локоть, я погладил ее по щеке, стирая все же выкатившуюся слезинку и слабо улыбаясь, переспросил:

– А как ты думаешь?

Не отвечая, девушка всхлипнула и порывисто отвернулась, зарываясь лицом в подушку. Тяжело вздохнув, я наклонился, поцеловал ее в маленькое розовое ухо, и деланно возмутился:

– И за кого же ты меня принимаешь, а? Нехорошо барышня, на порядочных людей напраслину возводить. Пока с делами не закончу, здесь поживем. Там, Бог даст, обвенчаемся, домик где-нибудь в мирном пригороде прикупим, да тихонько заживем по-людски. А то в последнее время как-то с приключениями явный перебор. – Затем резво соскочил с кровати, на ходу накинул халат и уже от двери подмигнул робко выглядывающей из-под одеяла Дарье.

– Не знаю как у тебя, у а меня уже живот подвело. Пойду на кухне что-нибудь поищу червяка заморить.

Смекалистая хозяйка не забыла про постояльцев, заботливо оставив на полке возле печи прикрытую желтоватой от проступившего масла тряпицей стопку блинов, полную крынку густой сметаны, плошку вишневого варенья, и еще не успевший простыть самовар.

На скорую руку накрыв на стол, я без предупреждения сдернул с Дарьи одеяло. Тонко взвизгнув, она сорвала со спинки стоящего рядом стула расшитое покрывало и моментально в него завернулась, лишая возможности лишний раз насладиться зрелищем идеально сложенного нагого женского тела.

Со зверским аппетитом накинувшись на блины мы отвалились от стола лишь когда тарелка окончательно опустела. И тут, удовлетворенно гладившая заметно округлившийся живот Дарья, как бы между прочим, поинтересовалась:

– Так все же, как вас, милостивый государь, на самом деле-то звать-величать?

– Не понял? – я даже поперхнулся глотком остывшего чая, и откашлявшись, переспросил: – Ты это к чему?

– А все к тому же, – теперь в ее глазах стыло недоверие. – Пока я тут порядок наводила, дедушка-хозяин заглянул. Только он тебя почему-то упорно, либо Иннокентием Поликарповичем, либо запросто Кешей именовал. Не правда ли, наводит на определенные мысли?

– Хотелось бы знать, на какие? – тихонько пробурчал я в усы, но умудрившаяся расслышать Дарья вдруг отчаянно выпалила:

– Может статься ты!.. Ты!.. Брачный аферист! Вот кто!

Чего-чего, а подобного я ожидал меньше всего. Утирая выступившие от хохота слезы, резонно заметил вспыхнувшей Дарье:

– Зачем же тогда со мной связалась, раз прожженным прощелыгой считаешь?

Девушка возмущенно фыркнула и вновь меня огорошила:

– А ты меня приворожил! Как впервые увидела, так сразу голову и потеряла.

– Опять двадцать-пять! – от избытка чувств я громко хлопнул себя ладонями по бедрам. – Сначала в проходимцы обрядила, потом еще хлеще, в чернокнижники. Самой-то не смешно?.. И кстати, ты уверена, что прямо-таки с первого взгляда ко мне присохла, а? – и, не дожидаясь ответа, вылез из-за стола, шагнув к стоявшему возле окна пузатому комоду.

Откинув крышку, я небрежно напялил лежавший сверху парик, нацепил на нос темные очки и стремительно обернувшись, намеренно брызгая слюной, гнусно зашипел:

– Значит, говоришь, покойников страсть как боишься? А чего тогда нос суешь, куда ни попадя? За каким рожном тебя к церкви понесло? Забыла, что с любопытной Варварой приключилось?

Охнувшая Дарья, прикрыла рот ладонью и на этот раз побледнела. Я же возвращая маскарад на место, довольно хихикнул:

– Вижу, признала. Так вот его, – мой палец показал в глубь комода, – звали Иннокентий Поликарпович. А меня – Степан Дмитриевич. Надеюсь, теперь все ясно.

Вернувшись за стол, я долго сидел молчком, нервно барабаня пальцами по скатерти, время от времени поглядывая на притихшую Дарью. И тут ни с того, ни с сего в мое сердце вонзилась раскаленная игла. Дыхание перехватило, на глаза накатили горячие слезы, и все вокруг поплыло в дрожащем, кроваво-красном мареве.

Тряхнув головой, я, холодея от нехорошего предчувствия, отогнал наваждение, усилием воли задавил боль и через силу, хрипло выдавил:

– Послушай меня внимательно, девочка, и постарайся понять правильно, – сглотнув шершавый комок, я заставил свой голос звучать твердо и отстраненно-холодно. – Моя жизнь слишком опасна, смертельно опасна даже не столько для меня самого, сколько для дорогих мне людей. Поэтому мы поступим так, – словно бросаясь в ледяной омут, я кинулся к кофру, выдернул из него три увесистых, упакованных банковским способом пачки купюр и бросил на стол. – Здесь тридцать тысяч. Этого тебе и твоей семье хватит на много лет достойной жизни. Забирай их и прямо с утра от греха подальше уезжай к матери… Да, – я подвинул деньги ближе к ней, – так будет лучше для всех.

Дарья выслушала мой монолог, не поднимая глаз. Сложила пестрые пачки аккуратной стопкой, подровняла, удивленно покачивая головой:

– В жизни не видела таких деньжищ… А ты и впрямь состоятельный господин. К тому же необыкновенно щедрый, – она легко соскользнула со стула, бесшумно ступая по полу, подошла ко мне сзади, взъерошила волосы, потом прильнула, обняв за шею, и щекотно зашептала в ухо: – Ты, помниться, давеча, венчаться посулил. А данное перед Богом слово держать надобно. Так что, милый, теперь вот так запросто тебе от меня не откупишься…