Марк Ходдер - Загадочное дело Джека-Попрыгунчика

— Я уже говорил тебе — я родился и вырос в Олдершоте.

— Да, в 2162 году, судя по твоим словам. Через триста двадцать пять лет?

— Да.

Бересфорд опять наполнил бокалы и закурил новую сигару.

— Ну ладно, допустим я готов поиграть в твою странную игру, Эдвард, — согласился он. — Но ты сказал, тебе требуется моя помощь. И какая именно?

— Мне нужно купить полный набор инструментов часовых дел мастера.

— Для чего?

— Чтобы починить пульт управления. Будем надеяться, инструменты часовщика мне подойдут.

— Пульт управления?

— Да. Круглый предмет, который ты видел у меня на груди.

— Ты хочешь сказать, что, когда ты починишь этот твой пульт управления, то снова сможешь летать через время?

— Именно так.

— Ну ты даешь! Я такого не слышал за всю свою жизнь. Хорошо, я готов подыграть тебе. Оставайся здесь на правах моего гостя, и я куплю тебе эти инструменты!

— Я могу сообщить тебе кое-что, — сказал Оксфорд, — что прибавит тебе доверия ко мне.

— В самом деле? И что же?

— Через пять дней у Англии будет новый монарх.

В последующие семь дней недоверие Генри де ла Пое Бересфорда действительно начало медленно рассеиваться.

Конечно, в смерти короля Уильяма IV в Виндзорском замке не было ничего неожиданного, и она никого не удивила. Тот факт, что Оксфорд предсказал восхождение на трон Виктории 20 июня, тоже не слишком поразил маркиза — он счел, что это была догадка.

Однако, взяв с хозяина слово держать все в секрете, Оксфорд открыл ему многое о мире, который наступит в будущем, особенно о различных технологиях и источниках энергии. Человеческая раса, как выяснялось, со временем должна была становиться все изобретательнее.

Но самым убедительным доводом для маркиза стало то, как говорил и двигался сам Оксфорд. В нем было что-то невыразимо чужеродное, иностранное, и, тем не менее, чем больше времени Бересфорд проводил со своим удивительным гостем, тем больше верил, что тот и вправду англичанин.

— Да, ты сложная личность, — как-то утром сказал он Оксфорду, — и все-таки — прости мою прямоту — тебе не хватает хороших манер, которые пристали джентльмену.

Оксфорд, сидевший за столом и при помощи инструментов часовщика копавшийся в непостижимых недрах пульта управления, ответил, не поднимая головы:

— Генри, я не обижаюсь. Я не хочу быть грубым, но в мое время люди общаются намного проще, без вычурных ритуалов. Мы выражаем свои чувства и мнения так, как нам нравится, то есть открыто и без напряжения.

— Какое варварство! — возмутился маркиз, закидывая ногу на ногу. — И вы не вцепляетесь в глотки друг другу?

— Не более, чем вы, викторианцы.

— Викторианцы? Это что, мы все? Нас так будут называть? Но скажи мне, друг мой: что вы выиграли, отказавшись от наших… как ты выразился? Ритуалов! Разве хорошие манеры — не признак цивилизованного человека?

— Что мы выиграли? Свободу, Генри. Начиная с этого столетия концепция свободы становится доминантой личного, социального, политического, экономического и технологического развития. Люди не хотят, чтобы им что-то запрещали, а их желания подавляли. Общество предприняло огромные усилия, чтобы установить если не настоящую свободу, то, по меньшей мере, ее правдоподобную иллюзию. Я сомневаюсь, что существовали такие времена, когда люди были по-настоящему свободны, но там, откуда я… или, вернее, в том времени, где я живу, большинство людей верят, что они свободны больше, чем в любой другой период истории.

— И что они от этого выигрывают?

— Они получают возможность полной самореализации в жизни.

— Что это такое: самореализация?

— То есть возможность до предела развить свои внутренние способности.

— А, понял, — задумчиво ответил Бересфорд. — Ну допустим, что способности человека ничем не ограничены. Увеличит ли это его возможности? Даже если мы полностью выявим их, неужели найдется область, в которой они все реализуются?

Оксфрод посмотрел на него и нахмурился.

— Хороший вопрос, Генри. Это верно, многие люди в мое время испытывают растерянность не из-за ограничений, а из-за неспособности сделать выбор. Они живут, утратив направление, беспорядочно и борются за то, чтобы найти свое место в обществе.

— В то время как скромные «викторианские», как ты выражаешься, рабочие, — язвительно подхватил Бересфорд, — знают свое место почти с рождения, и им даже в голову не приходят эфемерные идеи о какой-то «самореализации», за исключением, осмелюсь предположить, мыслей о хорошей выпивке да доброй закуске!

— Готово! — объявил Оксфорд.

— Что?

— Пульт управления. Исправил! Конечно, это временно, но я смогу отправиться домой, а там уж я его тщательно отремонтирую, прежде чем вернусь обратно.

— Обратно в 1837 год?

— У меня есть одно дело в 1840 году, но потом… да, я вернусь сюда, Генри. Я привезу тебе подарок из будущего в благодарность за твое гостеприимство.

— И сколько времени тебя не будет?

— Милорд маркиз, похоже, ты еще не осознал идею путешествий во времени. Я вернусь через несколько секунд, даже если для меня пройдет несколько лет. Не может ли Брок принести сверху мой костюм?

— Конечно, — ответил Бересфорд. Он дернул за веревку, висевшую рядом с камином. — Ты хочешь уйти прямо сейчас?

— Нет времени лучше, чем настоящее, — улыбнулся Оксфорд.

Появился камердинер, выслушал распоряжение, поклонился и исчез.

Бересфорд достал откуда-то из-за стула бутылку красного вина и сделал большой глоток. Потом вытер рот тыльной стороной ладони.

Оксфорд неодобрительно посмотрел на него.

— Тебе не кажется, что сейчас немного рановато пить вино?

— Мой дорогой друг, никогда не рано выпить как следует, — лениво протянул маркиз. — Это восстанавливает силы и проясняет голову.

— Лечить похмелье красным вином — верный способ стать алкоголиком.

— Вздор! И потом… если ты действительно отчалишь в будущее прямо у меня на глазах, потрясение убьет меня. Мне просто необходимо смягчить удар хорошим глотком вина.

Брок принес костюм, плащ, шлем и сапоги с ходулями. Оксфорд взял все это, прихватил пульт управления и вслед за Бересфордом вышел из комнаты, проследовал по коридору, завернул за угол и оказался в большом бальном зале. Они пересекли его, открыли застекленные двери и покинули дом.

Человек из 2202 года облачился в костюм, служивший машиной времени, и укрепил на груди пульт управления. Потом надел шлем, сунул ноги в сапоги и встал на ходули. После чего нагнулся и пожал руку человеку из 1837 года.