Город больной совести Книга 1 - Мария Смирнова
Исповедь Матильды странному мужику с тяжёлым и пронзительным взглядом сопровождалась накатывающимися и отступающими болевыми ощущениями в всём теле, изматывающими и заставлявшими корчиться от боли на не струганной лавке или биться затылком о каменную стену сзади, орать или стонать, потому что терпеть было просто невозможно. Когда боль отступала, и Матильда снова обретала зрение, она каждый раз, как бабочка на булавку, будто нанизывалась на острый взгляд страшного мужика и ,обводя помутневшим от боли взором подсвеченные лампой пространство пыточной, раз за разом не находила спасения и , помимо своей воли, продолжала вспоминать подробности своей жизни, ранее казавшейся ей успешной и правильной, но за которую она теперь терпела эти муки. После очередной болевой волны, в которой она захлебнулась собственным криком, Матильда вдруг ясно уловила закономерность, что боль накрывает её, когда она вспоминает реакцию конкретного человека, которому её слова или действия наносили тот или иной удар. Она теперь чувствовала то, что чувствовали они, но с многократным усилением и это показалось ей несправедливым. Матильда собралась с силами и уставилась в глаза мужику с немым вопросом, почему она испытывает многократно усиленную боль, на что мужик, на лице которого не дрогнул ни один мускул, ответил равнодушно, что таково избранное наказание. Матильда мысленно взвыла от безысходности, поняв, что обжалованию вынесенный ей приговор не подлежит и… проснулась.
Безумным от ещё весьма ощутимых отголосков испытанной боли во всём теле взглядом Матильда шарила по лепнине на потолке её спальни и попыталась разжать сведённые судорогой пальцы, скомкавшие одеяло. За окном было уже светло и пробившееся сквозь тяжёлые портьеры октябрьское солнышко ещё тёплыми лучиками пыталось дотянуться до потного лба Матильды, но она только досадливо поморщилась и отвернулась. Настроение было просто отвратительное и слабость во всём теле после отпустившей боли улучшить его явно не могла. Матильда попыталась встать с кровати и, когда с третьей попытки ей это удалось, она на подгибающихся от слабости ногах поплелась в совмещённый санузел. Через полчаса вялых попыток привести себя в приличный вид, Матильда смирилась с их тщетностью и, зло глянув в роскошное зеркало, отразившее с беспощадной прямотой скрюченное убожество с синюшным лицом и трясущимися конечностями, поплелась на кухню, держась за стены коридора. Следовало позвонить Маняше и вызвать помощницу по хозяйству и кухарку, но и на кухне Матильда не нашла сотового телефона. Пришлось ползти сначала в зал, искать портфель, потом в гардеробную и шарить в карманах пальто. Сотовый как провалился в преисподнюю. Матильда поймала себя на последней мысли и ночной кошмар снова накрыл леденящим ужасом. Это надо такому присниться, что до сих пор она ощущает себя выжатым до корки лимоном.
Услышав где-то у входной двери мелодию сотового аппарата, Матильда облегчённо выдохнула и потащилась в прихожую. Сотовый валялся в левом сапожке, что удивило несказанно. Матильда прекрасно помнила, что на юбилее мэра лишь пригубила бокал с шампанским и довольно быстро удалилась с помпезного праздника. Суета подобных мероприятий давно напрягала и, отбыв положенное время, Матильда всегда удалялась по-английски, к чему все давно привыкли, понимающе кивая ей в след, возраст, мол, даёт о себе знать. Эти понимающие взгляды бесили её неимоверно и утешало только то обстоятельство, что уже многие её одногодки, да и значительно моложе знакомые и коллеги давно расквартировались на холмском городском кладбище, а она вон всё ещё щеголяет в своих дорогущих нарядах и украшениях, меняет по настроению шубки и живёт в своё удовольствие в меру сил и здоровья.
Звонила председатель Московской коллегии адвокатов, в которой, со времени присвоения ей звания «Заслуженный юрист России», числилась Таборная, что бы справиться о делах, здоровье и пригласить на торжественное заседание к дню юриста, которое почтит своим вниманием и выступлением сам Владимир Владимирович. От таких приглашений отказываться не принято и, прикинув, что до 3 декабря она успеет, если потребуется, поправить здоровье в санатории или в клинике, Матильда ответила заверением непременно прибыть в белокаменную насколько смогла бодрым и даже весёлым голосом. Председатель коллегии попрощалась, и Матильда, наконец, набрала номер Маняши, которая принеслась буквально через двадцать минут, бросив все свои дела и многочисленную ораву внуков. Матильду выбешивал её неизменно здоровый вид, хотя она была всего на год младше Матильды, но заменить её на другую домуправительницу она не могла. Маняша некогда была её помощницей в адвокатуре и могла бы стать вполне успешным юристом, но выбрала семью, родив своему Мишане пятерых детей, так и проработав до досрочной пенсии помощницей адвоката Таборной. Маняша знала все привычки и предпочтения Матильды до мелочей и умела угодить и угадать как никто другой, что нужно Тильдочке, как она её называла, когда они были вдвоём. Так звала Матильду её бабушка, единственный близкий и дорогой для неё человек, которую Маняша знала с детства, т.к. дружили девочки с детского садика.
Маняша всплеснула своими полными жизни и здоровья жилистыми руками, увидев в кресле зала растрёпанную и бледную Матильду, сумевшую накинуть поверх ночной сорочки банный халат и теперь зябко кутавшейся в него.
– Тильдочка, неужто что несвежее у мэра вчера подали ? Отравилась никак? – заверещала Маняша и приложила ладошку к потному лбу Матильды. – Ой, да ты вся мокрая и просто ледяная. Я сейчас доктору позвоню, Тильдочка, я сейчас, милая, потерпи я скоренько, – засуетилась она и через полчаса в квартиру влетел перепуганный Ефим Абрамович с двумя молодцами и девахой, которые сняли кардиограмму, мудрёными прибамбасами к миниатюрному прибору взяли какие-то анализы и измерили всё, что велел профессор Цукерман. Просмотрев результаты, доктор успокоился и уже обстоятельно осмотрел Матильду. Он подробно расспросил о предшествующем дне, что было и что ощущала. Матильда так же обстоятельно ответила на все вопросы, уже понимая, что единственной причиной её недомогания является ночной кошмар, но рассказывать об этом не спешила, подозревая, что профессор тут же вызовет психиатра, и они отправят её в лучшем случае в НИИ Психиатрии при Холмском медицинском университете, что тут же станет известно всем, включая московскую коллегию.
Цукерман, будто услышал её мысли, внимательно посмотрел на Матильду и спросил прямо :
