Астрофобия - Влада Ольховская
Самая сложная часть пути помогла мне: боль меньше не стала, просто я вынужден был сосредоточиться на основной задаче, все остальное отошло на второй план. Я видел то, что нам нужно миновать. Не только через обзорный экран видел, я велел вывести изображения черной дыры и магнетара на большие трехмерные мониторы.
Я знал, что остальных это зрелище пугает. Абсолютная, непроницаемая пустота в сердце черной дыры. Живой пульс постоянно меняющегося магнетара. Понятно, что и то, и другое иллюзия, типично человеческое восприятие, попытка разума облечь в сказочную форму то, что слишком пугает в реальности. И все равно я не мог избавиться от ощущения, что оба титана смотрят на меня, оценивают… вообще видят меня, хотя один человек – ничто в их масштабе!
И вроде как за происходящим наблюдали сейчас все, а то, что надо, почему-то замечал только я. Например, то, как резко дернулся и просто исчез один из малых дронов.
– Пять градусов правее, – спокойно скомандовал я. – Включить первое защитное поле.
Спокойствие – это все, что остается в таких ситуациях. Не люблю рассуждения о том, что возможно, а что нет. Если невозможно – какой смысл вообще об этом говорить?
Хорошо еще, что окружающие перестали выпендриваться. Их мнение обо мне не изменилось, но здесь и сейчас оно просто потеряло смысл. Я – это не я. Не «тот самый Гюрза», не убийца, которого они ненавидят. Я – функция, дополнение к компьютеру. Тот, кто способен провести их над смертью.
Хотелось бы, чтобы это был отважный рывок, мгновенно вознагражденный судьбой, да куда там! Мы выбрали кратчайший путь из возможных, но в масштабах космоса «кратчайший» – это не минутный прыжок, это часы и даже дни движения.
В нашем случае оказались дни. Когда мне и остальным нельзя ни отдыхать, ни, тем более, спать. Военные это выдерживали легко, так же легко, как выдержал бы я, если бы вступил в эту авантюру прежним.
Но меня как такового оставалось все меньше… Боль становилась такой, что даже я не мог закрыть на нее глаза – при моем опыте! Сердце стучало отчаянно, быстро, совсем как тогда, прямо перед приступом. В глазах то и дело темнело, дело было не в отдельных черных пятнах, просто мир вокруг застилала мутная пелена. Через несколько минут она отступала, я, ожидая этого, невозмутимо смотрел в одну точку, чтобы окружающие не сообразили, что я слеп. Но я-то об этом знал!
В какой-то момент пришлось признать: я не выдержу. Любой, кто играет с судьбой, однажды доиграется, и смешно даже, что произошло это в тот единственный раз, когда я не убивал, а спасал.
Я понимал, что апатия – всего лишь один из симптомов моего нынешнего состояния. Но сопротивляться я больше не мог, да и не хотел. Зачем? Никто тут особо не расстроится, если я умру. Полагаю, они уже продумали пару-тройку способов моего убийства на случай, если перелет все-таки пройдет успешно. Ну и зачем мне мучаться ради этих людей? У меня не было цели обязательно утащить их с собой в могилу, они при таком умище сами убьются за месяц в Секторе Фобос. Мне просто не хотелось их спасать.
Я чувствовал, что сдаюсь. Я просто позволил станции лететь прямо, и пока такой нехитрый курс нас щадил. Сам же я откинулся на спинку кресла и просто… просто ждал. Того момента, когда мне станет все равно.
Я не думал, что это кто-то заметит. Да и не должны были! Если я чему и научился за свою жизнь, так это выглядеть невозмутимым, и этого образа я собирался придерживаться до конца.
Однако неожиданно я почувствовал, как кто-то берет меня за руку в явной попытке привлечь внимание так, чтобы не заметили окружающие. Повернувшись в ту сторону, я увидел совсем близко лицо Миры, склонившейся ко мне.
Я даже не заметил, когда она вернулась. Я собирался отправить ее на поверхность станции – руководить переустановкой антенн. Однако к этому моменту Мира куда-то удрала, и никто не мог толком объяснить, куда и зачем. Разыскивать ее я не стал, время поджимало, просто поручил это дело Личеку – должен же и от него быть толк!
Миры не было долго, и я уже решил, что она не вернется. Занялась какими-то своими делами, не захотела смотреть на начало катастрофы – имеет право, с таким не каждый справится. Но вот она вернулась и смотрела мне прямо в глаза. Я был уверен, что сейчас она начнет просить об очередном одолжении, потому что это уже стало традицией «Виа Ферраты» – меня либо пытаются убить, либо что-нибудь клянчат.
Но она снова сумела меня удивить, она спросила:
– Как ты?
Это был не просто вопрос вежливости. Судя по обеспокоенному виду, Мира о многом догадывалась. Никакого чуда тут нет, я прекрасно знаю, что выгляжу сейчас как тот, кем палач побрезгует. Если меня что и удивляет, так это то, что ей не все равно. По-настоящему не все равно.
Именно поэтому я обошелся без очередной колкости с начинкой из оскорбления. Просто посмотрел на нее и не ответил.
– Я могу тебя подменить, если есть такой вариант, – предложила она. – Я понимаю, что ты рассматриваешь всех, кроме себя, на уровне развития инфузории, но… Я все-таки военный инженер. Я не сумею придумать план, но выполню твой, если ты объяснишь мне, как.
Не понимаю, что с ней не так. Я уже слышал брезгливые шуточки кочевников о том, что она влюблена в меня до беспамятства, а потому в добровольном рабстве – и это еще цензурная часть. Но я-то точно знаю, что Мира любит меня не больше, чем я ее. Она знает, кто я, и для нее это по-прежнему неприемлемо.
А еще я для нее человек, за которого она беспокоится. Парадокс…
– Воды принеси, – только и сказал я.
– Так и знала, что мое высшее образование однажды пригодится, – усмехнулась она. – Я мигом!
Она и правда принесла воды – а я и правда хотел пить. Я только сейчас обнаружил, что губы потрескались до крови, просто на фоне всего, что сейчас происходило с моим телом, это не боль даже, а так, мелкая неприятность.
Мира напоследок еще раз осторожно пожала мою руку и ушла, напомнив:
– Если что – я рядом!
Не будет такого «если что», не в этой ситуации. Или я, или никто.
Мне изначально казалось, что, если не выживу я, то и все остальное не важно. Вылетит станция из опасной зоны – плевать. Будет раздавлена – тоже плевать. Меня нет, и мне вообще без разницы, кто там выживет или нет…
А тут вдруг стало не все равно. Я почувствовал: было бы неплохо, если бы Мира выжила, даже если я – нет. Это не было прозрением или глобальной сменой ценностей, она по-прежнему значила для меня не больше, чем раньше. Но даже эта ничтожная симпатия к ней была целью, вдохновляющей не сдаваться прямо сейчас.
Не факт, что я все равно выдержу, но я готов потерпеть.
Решимость вернулась ко мне вовремя, стало жарко… В самом буквальном смысле. Сначала дроны передали сведения об источнике жара, который мы не могли ни разглядеть, ни объяснить. Рядом с нами его не было, а в космосе дела с температурами весело обстоят, это вам не Земля! Пространство не может просто потеплеть или замерзнуть.
Но кому это доказывать, если оборудование прогревается? Я пытался понять, чем это может быть вызвано, однако мой мозг очень не вовремя решил превратиться в кашу. Признаюсь, я растерялся, я догадывался, что это может быть каким-то результатом вспышек на магнетаре или слияния двух видов излучения… Но четкого понимания происходящего у меня не было, как не было и быстрого решения.
А в таких ситуациях только быстрые решения и нужны, медленные не прощаются. Я понял это, когда первые дроны, летевшие перед нами, вспыхнули. Это было быстро, почти сразу… Вот у нас еще была какая-то разведка, а вот впереди полыхают огненные сферы, будто стая горящих птиц летит впереди нас.
– Взорвать бомбы номер четыре, шесть и восемь, – велел я. – Станцию на сорок градусов левее. Корабли сопровождения предупредите.
