Сергей Алексеев - Молчание пирамид

Сестра взяла пустую посудину и удалилась. Самохин раскинулся на подушках и взглянул на когтистые лапы деревянной птицы. И в тот же час услышал булькающий знакомый бас:

— Ну, и как вам здесь, Сергей Николаевич? — Самозванец вошел неслышно и уже стоял на каменном полу посередине пирамиды.

На его плечах был темно-зеленый плащ без рукавов, под ним просвечивалась белая рубаха без ворота — что-то вроде туники, а на голове черная скуфейка: похоже, это был какой-то ритуальный наряд.

— Все пока замечательно, спасибо, — осторожно проговорил Самохин и встал, сняв брюки с вешалки.

— Ничего, лежите. — Он махнул рукой. — Я зашел на минуту справиться о самочувствии.

— Самочувствие как у космонавта.

— Может, есть какие-то пожелания?

— Есть вопрос.

— Пожалуйста…

— Года два назад в эти края приехал один новосибирский ученый. — Самохин вспомнил предупреждение таксиста. — Профессор, философ… Он случайно, не у вас в Ордене?

— У меня. — Не сразу признался самозванец, что означало его неготовность к подобным вопросам. — А что?

— Родственники беспокоятся…

Его слова прозвучали как судебный вердикт.

— Человек, отыскавший нас за счет своих способностей, имеет право на выбор. Этот профессор не пожелал продолжать отношения с прошлым. Он всецело принадлежит будущему.

— То есть, обитатели пирамид это те, кто сам вас нашел?

— Это прежде всего те люди, чьи устремления в будущее увенчались успехом. Иные Ордену не нужны.

— Значит, эликсир прозрения, приготовленный из родовых зерен жемчуга — для них?

И этот вопрос прозвучал для него неожиданно, поскольку последовала пауза, которую он заполнил короткой прогулкой по пирамиде.

— Да, я в вас не ошибся, — проговорил он. — И это замечательно… Эликсир, как вы его называете, действительно способен просветлить их разум. Но это средство скорее психологическое, ритуальное, нежели… скажем так, терапевтическое. Его не принимают внутрь.

— Значит, закапывают в глаза?

— Да, это очки, линзы, дающие возможность четче видеть предметы будущего. Слепых от рождения ничто уже не спасет. Им уже требуется хирургическая операция. Но это очень больно — вскрывать скальпелем заросший третий глаз. Да и бесполезно. Потому, что он никогда не видел света, не смотрел на мир и, открытый искусственно, все равно дальше своего носа не увидит.

Досылать второй патрон с вопросом Самохин не стал. Задал другой.

— Поскольку жемчуг — это слезы… Выходит, будущее можно увидеть лишь через страдания?

— В природе человеческого разума это единственный барьер, отделяющий его от божественного.

— Поэтому люди так боятся страданий? Лучше не знать будущего, чем всю жизнь смотреть на мир сквозь слезы?

— Это всего лишь естественная самозащита земного разума. — Самозванец чуть оживился и начал расхаживать по плитам, опять превращаясь в преподавателя. — Виденье будущего требует от человека не только телесных и духовных мук, но прежде всего жертвенности. Как это делает, например, красная рыба после того, как вымечет икру. Она погибает, чтобы насытить фосфором воду, необходимую для развития потомства. И таким образом продолжает жить в будущем, но уже в виде вещественной, фосфорной жизни. Но это неприемлемо для богоподобного существа, имеющего твердый мозг. Дабы сохранить определенный вид сознания, который принято называть пророческим, важно не умирать, а все время поддерживать горение жертвенности. То есть, умирать и воскресать, зная, что все опять повториться.

Акустика в пирамиде была такой, что голос сначала поднимался к четырехгранному своду стен и уже оттуда достигал ушей.

— Или закапывать глаза эликсиром? — вставил Самохин.

Самозванец замедлил движение, никак более не выказав своего неудовольствия.

— Да, или закапывать… Но это относится к области… древних знаний. И очень древних способностей человека, когда для ясновидения хватало всего лишь одной слезы. К сожалению, ныне утраченных… Остался лишь атавизм — феномен детских слез. Ребенок плачет чаще всего не от боли и голода — от страха перед будущим, которое отчетливо видит в момент рождения. Но спустя год остаются лишь отрывочные картинки, пугающие кадры. И он вовсе слепнет, когда перестает беспричинно плакать… Всякие знания несут печаль, а знания будущего — практически всегда неминуемую духовную смерть. Разум земного и особенно, современного человека, лишенного какой-либо религиозности, способен воспринимать только прошлое. Люди сейчас живут с чувством постоянной ностальгии и едва справляются с осознанием настоящего. Мы стали печальным человечеством, но не от знаний — потому, что живем и тоскуем по прошлому. В этом и заключен порок существующей цивилизации, которая обречена на гибель. У человечества, живущего прошлым, не может быть настоящего, поэтому оно так уродливо и несправедливо. И уж вовсе не существует будущего. Знание его так же опасно для такого человека, как незримая проникающая радиация. Если хотите, это самое сокрушительное оружие, которое только можно представить. Поэтому члены Ордена носят черные одежды. Они — тени своего физического тела, и они молчат, как мертвые. Это особое состояние духа, позволяющее оперировать с информационным полем будущего без вреда для здоровья. И только пророки защищены от его губительного воздействия.

Самохин вспомнил слова Липового по поводу крепкой головы, необходимой для знания будущего.

— Поэтому адмирал не дал мне прочитать ваш прогноз?

— Поэтому…

— Скажите, а вы по образованию кто? Философ, историк или актер?

— Режиссер… Я когда-то в молодости закончил Щепкинское… Разве это вам интересно?

— Мне все здесь интересно… Он вдруг сделал крутой вираж.

— Вижу, что вам интересно. Не терпится узнать, кто я? Вы же не поверили, что меня и на самом деле зовут Ящер, и я тот самый пророк, которого Сталин содержал в шарашке?

Вот он зачем явился в лечебницу — объясниться, и его внезапная открытость обезоруживала.

— И еще хотелось бы знать, что заставило вас взять его имя и объявить себя пророком, — добавил Самохин.

— А что мне оставалось делать? — на мгновение возмутился самозванец и унял порыв. — На самом деле, я всего лишь проводник, адепт. Если говорить старым слогом, апостол. Называйте, как хотите, но без проводника существование пророка всегда становится бессмысленно, либо потешно. Особенно, на Руси. Когда толпа не приемлет пророков, они превращаются в смешных дурачков и лишь после смерти—в святых. Наш народ любит и боготворит только мертвых пророков… Но и сильные мира сего им не внемлют. Вспомните судьбу Григория Распутина! Отчаянная и последняя попытка провидения вразумить государя… Если бы божий помазанник прислушался к его голосу и исполнил хотя бы одно пророчество, целая цивилизация не встала бы на тупиковый путь. Теперь сами подумайте, кто нынче поверит в откровения, написанные, например, детским почерком? Кто признает маленького, глубоко несчастного человека пророком? Если оракул не соответствует представлениям народа, откуда он вышел, это не оракул. К великому сожалению…