Касэлона. Особенный рейс (СИ) - Гриб Елена Григорьевна

— В каком смысле? — растерялась Мира. — Умом тронулся, дядь? Сначала убираешь этого дебила с глаз долой, теперь стравливаешь нас? Определись, а?

— Да-да, покорми его. — Райс слушал Каса, а не ее. — Он невзлюбил Леви, но с тобой вроде держится нормально. Успокой парня, пусть не нервничает. И не пугай его всякими глупостями. Здешние пиявки даже мне омерзительны, а дохлятина — вообще детский сад. Пора тебе повзрослеть.

— Дебилизм случайно не передается, дядь? Подозреваю, ты заразился.

— Ага, иди. — Райс переключился на свой планшет, и ее слова определенно пролетели мимо его слуха. — Система тебя пропустит. Помягче с ним, он не привык к стрессовым ситуациям.

Мира убралась прочь прежде, чем Леви осмелилась перебить занятых беседой об Ониксе и будущем системы мужчин и, запинаясь, просветить их насчет Матиаса и его страхов.

— «Зара», открой восьмую. — Зеленая челка невыносимо мешала, и пришлось задержаться, запихивая за ухо непослушные пряди.

Чувствуя себя прирожденной манипуляторшей, Мира почти бегом бросилась к цели. Сейчас они опомнятся и…

Но никто ее не останавливал.

Ей пришло на ум, что не стоит торопиться. При всем нелегком прошлом и обширном жизненном опыте у Александра Райса был один существенный недостаток. Он не бывал на настоящем дне и судил по обложке. Для него юный возраст и умильное личико означали слабость. Вряд ли ему приходилось прогуливаться в трущобах Оникса-6… Там новичкам быстро растолковывают, что зло может таиться под любой личиной.

Не то чтобы Мира росла в злачных местах… Скорее, ее водили туда на экскурсии. Сначала отец показывал на наглядных примерах, к чему приводят алкоголь и наркотики, потом уже она сама просвещала Астина о подноготной его семейного дела. Ей не нравились обычаи улиц, но девушка видела их эффективность для выживания. Они обеспечивали порядок в тех местах, где не дождешься помощи от полиции. Благодаря им люди в неблагополучных районах просыпались по утрам без дырок в груди.

С точки зрения Миры, молодому Антэсу не помешало бы тоже их усвоить.

Примерно в тот миг, когда Райс пытался поверить, что Леви ничего не путает и не преувеличивает, каюта Матиаса открылась.

— Приветик, зайка. — Бутерброды и чай мешали изобразить радушные объятия. — Вот мы и встретились снова. На этот раз ты не привязан, поэтому жаловаться тебе не на что. Погово…

Матиас с разбега бросился на Миру, будто только и ждал подходящего случая. Она швырнула в него тяжелую кружку, но он и не заметил хлестнувшего в лицо кипятка.

Его худощавое тело врезалось в девушку на полном ходу. Она отлетела к противоположной стене коридора, успев приложить Антэса массивной тарелкой по голове.

— Недоумок! Это были последние котлеты! — крикнула ему вслед, безуспешно стараясь поймать разлетевшиеся бутерброды. — Куда ты бежишь, если корабль все равно заперт? Ох! — В памяти пронеслись события последнего получаса. — Чтоб ты сдох! Кто тебе сказал, что шлюз открыт?!

— Вы все сгниете в тюрьме! — проорал Матиас, грохоча по лестнице.

— Или тебя сожрут дикие лайсы. — Мира обнаружила, что пара котлет уцелела, и настроение слегка улучшилось. — Судя по тому, что я видела на берегу, их тут предостаточно. Прощай, зайка.

Глава 26. Лайсы всеядны. И разборчивы

Из неопубликованного романа Котэ Рины

Я не завидовала Веронике Торн. Она была красива, успешна, популярна — и совершенно одинока.

Ее муж жил исследованиями, и порой мне казалось, что он забывает о ее существовании. Пусть внешне светловолосый великан Родас Торн и походил на добродушных сердцеедов из рорайнских фильмов, среди его интересов женщины занимали далеко не первое место. С Вероникой он сошелся ради своих изысканий — и чтобы поскорее замять дело с пропавшим в Исследовательском центре Дхари Илем.

На «Селестине» его жена окончательно утратила все иллюзии насчет их повторного брака. Она расстроилась, потеряла самообладание…

Решилась на интрижку.

Ирония судьбы заключалась в том, что человек, которого Вероника наметила себе в любовники, охотно с ней развлекался в барах и казино, однако не собирался переводить отношения на интимный уровень.

Габриэль Антэс до сих пор хранил в бумажнике фото Лилианы Эвгении. Он беззастенчиво льстил Веронике, а в его глазах жила глубокая тоска. Как и раньше, Антэс чуял деньги и спешил урвать кусок пожирнее, но делал это без прежнего огонька — скорее, чисто по привычке. Он ежедневно общался с сыном, который учился в одном из университетов Ариадны, избегал профессора Торна и пытался избавиться от ночных кошмаров с помощью онлайн-психотерапевта.

Наблюдая за ним, я снова и снова убеждалась: то, что Антэс испытывал к Лилиане Эвгение, можно смело назвать любовью. Вот только от любви до ненависти дорога коротка… Или до одержимости?

Кас говорил, что заместитель директора страшно ревновал Лилиану. Несмотря на стабильные отношения с ним, она не избегала других мужчин. Ту роковую ночь, когда Антэс сделал предложение, профессор Эвгениа провела с Даниалом Касом. Ради своей разоблачительной статьи, однако никто, кроме нее самой, не знал истиной подоплеки ее интереса к Касу.

Я понимала, что Антэс — серьезный подозреваемый. У него были два мотива: ревность и страх. Он любил так сильно, что не вынес бы измены. Он по уши увяз в махинациях, которые распутывала Лилиана. И он позаботился, чтобы за ее смерть ответил соперник.

Но меня одолевали сомнения. Как бы я себя ни убеждала в виновности Антэса, что-то не сходилось. Не спорю, он мог сорваться и задушить Лилиану в порыве ярости, а потом рыдать над ее трупом в три ручья и устроить ей шикарные похороны. Зачем же тогда подбрасывать тело Метту? Чтобы скомпрометировать его и настроить против Каса? Быстрее и проще было бы сразу подставить Даниала.

«Антэс никогда не уничтожил бы останки Лилианы в дезинтеграторе», — вот то, что подсказывали наблюдения за ним. Он слишком трепетно относился к памяти о ней, чтобы втихомолку превратить ее в атомы.

В любом случае мне следовало ознакомиться с еще одним взглядом на давние события, причем слухам и чужим словам я уже не верила.

Найти бывшего замдиректора не составило труда — они с Вероникой Торн постоянно мелькали в развлекательном центре «Селестины». Проследить до каюты — вообще плевое дело. У меня хватало терпения ждать — и представлять, что я наслаждаюсь досугом вместе с другими пассажирами.

Тот факт, что на экране компьютера сами собой появляются строки, Габриэля Антэса и не удивил, и не напугал. Он принял это за инициативу Илиаса Метта, которого, похоже, считал кем-то вроде виртуального гения и своей личной самую малость строптивой марионеткой.

«Илиас, хватит вспоминать то дело. Мы оба знаем, кто убил Лилиану. Ты поступил правильно. Преступник должен заплатить за ее смерть», — написал он в ответ на обычное приветствие.

Так просто и в то же время проникновенно… Антэс умел подбирать правильные слова. Он видел людей насквозь. Давил на больные мозоли без жалости, гладил по шерстке без стеснения. Если Метт тоже неровно дышал к Лилиане, шансов противостоять замдиректору у него не было.

«Даниал клянется, что не имеет к этому никакого отношения», — мне снова приходилось касаться клавиш сквозь чужие руки, и это выбивало из колеи.

«Не имеет? Он знал, что Лилиане нужна информация, а не его общество! Он обманывал ее! Позволял видеть лишь то, что не противоречило политике Исследовательского центра!» — после последней фразы Антэс поставил столько восклицательных знаков, что я сочла ее отчаянным воплем, хотя внешне он оставался на удивление спокойным и, казалось, совсем не испытывал тех чувств, которые пытался передать через текст.

«Вас возмущает, что он таил сведения об Исследовательском центре? Почему? Их публикация в первую очередь отразилась бы на вашей карьере».

Его бесстрастное лицо в тот миг совсем не напоминало мордочку хомяка — скорее, озлобленного хорька.