Владимир Романовский - Полезный Груз

– Все-то вам расскажи.

Муравьев наклонил голову. Она пожала плечами и сказала:

– Праздновали. Я выпила. Не в лапоть ухом, но языком ворочала почти наугад, а потом принесли какое-то армянское пиво, или таджикский эль, не знаю, очень странный цвет, ну я и сказала, типа, пена чего-то слабая. А вышло – «пеночет». Всем понравилось.

– Врете ведь.

– Что-то народу в троллейбусе много.

– Любят граждане ездить. К счастью, сударыня, дождя нет, а художник, за мольберт вставая, только ее и видит, как поется в известной опере Россини.

– Разве Россини?

Муравьев всерьез нахмурился и подозрительно на нее посмотрел.

– Россини. А что?

– Да вроде бы не Россини.

– Помилуйте. Натуральный Россини.

– Какие художники с мольбертами у Россини, подумайте, капитан. У него ремесленники, вроде цирюльников да золушек, или важные персоны, короли да лучники.

Муравьев задумался, пытаясь игнорировать иронический взгляд Пиночета. Пиночет еще немного подождала, а потом предположила:

– Это не из «Тоски» ли случайно, художник этот?

– Из «Тоски»? Хмм. Слушайте, а ведь и вправду из «Тоски». Как же это я запамятовал.

– Это бывает.

– Оказывается, да. Благодарю за поправку. – И, чтобы скрыть смущение, Муравьев добавил, – … e bruna Floria, l’ardente amante mia. E te, beltade … э…

– … ignota, – подсказала Пиночет.

– … ignota.

Троллейбус прошел по Большой Полянке, затем по Большой Якиманке, и остановился, не доезжая квартал до Садового Кольца.

– Слезаем, – полувопросительно сказала Пиночет, и Муравьев кивнул.

Здание «Мечты», в неоклассическом стиле, выделялось среди соседних построек ослепительной, девственной чистотой стен и окон. Свежевыбеленные колонны, красиво. Массивная стилизованная под девятнадцатый век дверь поддалась легко и без скрипа; петли хорошо смазаны.

Последний раз Муравьев побывал здесь два месяца назад, и с тех пор ничего не изменилось: в просторном вестибюле всё также отсутствовали неприятные запахи; архитрав по периметру, казалось, реставрировали вчера вечером, так свежо он выглядел; возле мраморной конторки по центру, с барельефом, изображающим мудрых греков и гречанок в тогах и с кувшинами, высилась мозамбикская разухабистая пальма в дубовой кадке с инкрустацией.

За конторкой величественно, с прямой спиной, сидела дама лет сорока, очень элегантно одетая и причесанная.

Расстегнувшись – Муравьев плащ, Пиночет куртку – они направились к ней. Дама говорила по связи томным контральто. Посмотрев на подошедших с высокомерным равнодушием, она продолжила беседу, не то с клиентом, не то с подругой: «Да, к будущему понедельнику непременно будет. Нет, звук превосходен, миленькая. Ну, пока».

Положив трубку, дама некоторое время что-то отмечала в компьютере и что-то записывала эстетской чернильной ручкой на листе пористой, похожей на акварельную, бумаги. Наконец она подняла глаза с элегантно накрашенными ресницами и также элегантно подведенными цветом индиго веками на посетителей.

– Я вас слушаю с особым вниманием.

Русский человек к хамству тиунов привычен, но Муравьеву стало неудобно перед Пиночетом. Все-таки дама, хоть и в клогах.

– Мы из розыска, – сообщил он ровным начальственным голосом, и раскрыл перед тиунихой диптих.

Элегантная тиуниха скользнула равнодушными глазами по фото и имени, рассеянно перевела взгляд на монитор, и спросила:

– И чем же я могу быть вам полезной, позвольте осведомиться?

– В вашей компании работает счетоводом Проханова Елизавета Петровна. Нам нужно поговорить с ее начальством и коллегами.

– Очень сожалею, но сегодня насыщенный день, – сообщила тиуниха формальным тоном. – Ни у кого нет времени. Оставьте свои координаты, вам позвонят. – В заключение она холодно улыбнулась и перевела глаза на экран монитора.

Именно этого и ожидал Муравьев. Кивнув – совершенно зря, тиуниха на него не смотрела, возможно даже забыла уже о его существовании – он положил на мраморную конторку карточку.

Когда они с Пиночетом отошли на несколько шагов, Муравьев без особых надежд спросил:

– Диптихом не махнете?

– Я в ссылке. На одних правах с гражданскими. У меня даже оружия с собой нет.

– А обычно носите?

– Да.

– Какое именно?

– Гаубицу на веревочке вожу. А в другой руке шомпол, очень удобно, можно спину чесать.

Муравьев посмотрел на красивый архитрав, на окно, и на некоторое время задумался. Глянул в сторону охранника, сливающегося со стеной, подумал еще немного, а потом сказал так:

– Придется искать другие пути. А ведь двое из правления этого заведения под судом, а суд завтра! Их вполне могут посадить. И – ничего, никакой паники, никаких разговоров вполголоса. Значит, на место посаженных уже готовы придти другие. Прямо как отдельное государство!

– Блеск, – одобрила Пиночет. – И никому нет дела до сотрудницы, толстухи неприкаянной, поповны замшелой.

Муравьев странно на нее глянул, и сказал другим тоном:

– Ладно, пойдемте. Здесь мы ничего не добьемся.

Пиночет неожиданно ворчливым тоном ответила:

– Почему нужно всегда добиваться того, что следует получать без усилий? Вы, Муравьев, легко сдаетесь, какой же вы сыщик. В вашем досье написано, что вы предусмотрительны и иногда находите выход из неразрешимых ситуаций, но я пока ничего такого не вижу.

– Вы читали мое досье?

– Читала.

– Это неприлично.

– Меня заставили.

– Да вы, сударыня, философ.

– Мне толстуху жалко.

– Правда?

– Ну а то. Лежит разнесчастная Елизавета сейчас связанная черт-те где, в сыром сарае каком-нибудь, или избитая ползет по лесу. А всего четыре дня назад сидела вон там, в теплом офисе, цифирь перелопачивала. Прилежно перелопачивала, как просили – а вместо награды полное равнодушие к судьбе этой девчушки.

– Хмм.

– Да, капитан, именно так.

Муравьев кивнул, показывая, что в общем-то согласен с ходом мыслей Пиночета, хоть и не очень ей верит. И тогда Пиночет сказала:

– Ладно, давайте я вам помогу. Я ведь для того с вами и хожу, чтобы помогать, не так ли. Видите статую в углу?

– Вижу.

– Смотрите на нее внимательно, не сходя с места. Помните, как это у Флобера? «Все мысли его устремлены были к дому неподалеку от церкви Сен-Сульпис».

– Это не Флобер, – заметил Муравьев. – Это Мопассан.

– Действительно. Что ж, мы квиты, интеллектуал из сыска. Стойте здесь.

Она пошла обратно к конторке. Шаг ее, до этого момента отчетливый, стал вдруг одновременно степенен и развязен – так ходит не начальство, а те, кто над начальством. Обойдя конторку, Пиночет ухватила тиуниху за дорогую прическу, ткнула ее ухоженным лицом в бумаги на столе, а затем распрямила ее, не выпуская, и свободной рукой хлопнула по тщательно и с огромным вкусом нарумяненной щеке, после чего выразилась так: