Дарья Зарубина - Носферату

— Поправка вторая, уважаемый профессор. Негуманоид может свидетельствовать в любом российском суде в том случае, если успешно прошел необходимые медицинские осмотры. А наш свидетель, по словам собиравшейся три часа назад медкомиссии, является существом одушевленным, разумным и вменяемым.

Насяев тупо всматривался в мелкие буквы, но я резко перевернул страницу.

— Поправка восьмая. Телепатема является предусмотренной законом формой дачи свидетельских показаний в том случае, если ее прием и распечатка производятся в присутствии двух и более понятых. У нас тут с вами за дверью полвзвода отменных вооруженных понятых, но никогда не вредно перестраховаться.

Я махнул рукой в сторону ребят из отдела межпланетной разведки. Все присутствующие, повинуясь моему жесту, бросили взгляд на запертую дверь. «Переводчик Касаткина» защелкал и замигал интенсивнее. По глазам адвоката я прочел, что шутка с понятыми не встретила у него понимания и от напоминания о том, что сотрудники органов понятыми быть не могут, его удерживал лишь тяжелый взгляд Санька, направленный бедняге в середину лба.

— Да, вам не слишком повезло, профессор, — продолжил я. — Ваши камни оказались из тех, что не вполне сохранили разум. Поверьте, консулы оказались не настолько глупы, чтобы отдать вам одного из «невидимых богов». За покровительство такого мудрого хозяина саломарцы готовы драться. Но на планете еще миллионы камешков-полиморфов, где заперты те, кому не повезло в Великой лотерее Огу Уроса. Они-то уже сотни лет как никому на своей планете не нужны. Однако тот, кто все это время висел на шее у Раранны, оказался не в пример более разумным и готовым к контакту с землянами. Господин Урос, вы готовы?

Риета Урос говорил долго, хотя и более гладко, чем при нашей первой встрече. Позаимствованный у пса словарный запас он добрал, проштудировав сеть, и время от времени выдавал перлы, которых не постыдился бы и сам Санек, а порой изъяснялся так, словно его учителем был старик Карамзин или летописец Нестор. На фразу «И первые наделенные разумом властители земли саломарской погибоша аки обри» Ирина Алексеевна Муравьева всплакнула и растроганно обратилась к мужу.

— Жалко их, Валера, — прошептала она. Супруг не ответил ей, горящим взором следя за движениями головы. Казалось, он внутренне укорял себя за то, что просмотрел такое сокровище, когда изучал флору и фауну Саломары. Разум, равный человеческому, но заключенный в невзрачный камешек. Древняя цивилизация, лежащая под ногами. Профессор наверняка думал о том, что прохлопал как минимум Нобелевскую премию. Шлимана из Валерия Петровича не вышло. Слишком он брезговал общением с инопланетными осьминогами, чтобы отыскать жемчуг в куче мусора.

— Столько лет без общения, зависеть от собственных домашних любимцев… — пораженно прошептала Муравьева, все еще надеясь на ответ супруга.

— Горе от ума, — заметил Насяев ей в ответ, но госпожа Муравьева не удостоила его взглядом, только крепче прижалась к мужу. Павел Александрович разочарованно отвернулся. Я уже слышал рассказ саломарца, поэтому занял себя наблюдениями за подозреваемым и теперь был действительно удивлен: как будто Насяев не ожидал того, что женщина, чьего любимого мужа он едва не сделал убийцей, не захочет больше иметь с ним дела. Загадочные люди эти ученые. Как будто «все обошлось» при правильных лабораторных условиях можно превратить в «ничего и не было».

Каменная голова сомкнула челюсти. И без того невыразительный взгляд ее подслеповатых глаз стал рассеянным. На краю стола защелкал и зашипел «переводчик Касаткина» — гость настраивался перед второй фазой допроса.

Санек задал ему несколько вопросов о консулах, контактах Раранны с землянами и особенно с профессором Насяевым, осторожно избегая расспросов о роковом вечере смерти консула. Не стоило давать профессору понять, что наш свидетель не может назвать убийцу по имени, потому что ушел в спящий режим из-за недостатка энергии.

Но громадный Муравьев не удержался от того, чтобы оказать следствию медвежью услугу. Его можно было понять: узнав, что есть некто, способный подтвердить твою невиновность, поневоле захочешь это подтверждение получить.

— Значит, вы видели, что после моего выстрела консул был жив? — с надеждой спросил Муравьев.

— Увы, — отозвался Урос, — я не могу этого утверждать. Консул Раранна заблокировал мои каналы питания раньше, чем нанес визит вечером восьмого июня.

Насяев усмехнулся, разгадав наши уловки. В наступившей тишине было слышно, как вибрирует телефон Санька. Он посмотрел на экран и передал телефон Анне, та тоже бросила взгляд на пришедшее сообщение и протянула мобильник мне. Капитан с непроизносимой фамилией сообщал, что при повторном обыске в квартире Насяева обнаружена пуля, застрявшая в сиденье стула. При первом обыске ее не удалось найти, так как стул перенесли в гостиную.

Ай да профессор. Не удивлюсь, если он сидел на этом самом стуле, когда встречал нас с дядей Брутей.

Санек объявил о результатах обыска и еще раз поздравил Валерия Петровича с тем, что с него снято обвинение в убийстве, и заметил, что подсказка, где искать пулю, исходила от меня. Муравьев и его замученная супруга с благодарностью заулыбались, так что мне стало неловко.

— Поздравляю вас, Носферату Александрович, и ваших коллег, если можно так сказать, — задушевно произнес Насяев, заметно раздраженный этим обменом взглядов и улыбок, — вы доказали, что Валера не убивал консула. Но ваш свидетель не сказал ничего, позволяющего предположить, что я убил Раранну. Он был моим другом. Это подтвердит все окружение консула на Саломаре.

Санек методично перечислил все улики, указывающие на лакея-физика, но его адвокат тотчас объявил, что все они косвенные и суд только рассмеется в лицо обвинению, если не отыщется какой-нибудь серьезной улики против его подзащитного.

— Значит, пока вы не можете доказать ни то, что я убил саломарского консула, ни то, что я использовал жителей Саломары и их полиморфные компьютерные тела для… — Он с заговорщическим видом едва заметно подмигнул мне, мол, не переживайте, я не глупее вас, а может, и понаблюдательнее. — Собственных низменных и даже преступных целей?

Как я в тот момент ненавидел умников. Любой преступник среднего ума только обозвал бы меня да пару раз попытался въехать за проницательность по уху. Но профессор был для этого слишком интеллектуален и так и норовил пнуть своей ученостью по моей логике, навесив для верности остроумием.

Ответил ему не я, а Санек.

— Мы не станем доказывать, — заверил он спокойно. — Мы посадим вас за кражу. Банальный и убогий финал для такой сложной комбинации, не находите? Замах-то был на рубль, а пшик на ничего.