Иван Безродный - Статуэтка эпохи Мин

Мадам Фучик зябко подернула плечами, вытерла платочком глаза и зашмыгала носом.

— Это ужасно! — скорбно пробормотала она. — Не могу себе представить… Он был таким милым! Я неплохо знала его… То есть… Это не то, что вы думаете, господин комиссар…

— Я пока ничего не думаю, — отрезал Лежен.

— Он был прекрасным, волевым человеком! Его самоубийство… Это ведь было самоубийство, не правда ли?

Лежен промолчал.

— Так вот, его самоубийство, — продолжала дама, — это… это… бред какой-то… Он был жизнерадостным, рассудительным, полным энергией и оптимизма. Он… Не мог пойти на это… Мы все очень уважали его и… Нет, я не могу поверить в это… — она всплакнула.

— Сколько времени вы его знали?

— О, около пяти лет. Или нет… Почти шесть, да, — она промокнула глаза платочком. — Никогда и ни при каких обстоятельствах он не подавал ни малейшего повода для такого… исхода… Прямо бред какой-то! Я ничего не понимаю! — добавила жалобно она.

— У него были враги, он ничего не говорил, не жаловался, не намекал?

— Н-н-нет… Не говорил, я уверена. Какие могут быть враги у такого чудесного человека?! Ну, вы сами подумайте…

— Так… — комиссар, вздохнув, повернулся к девушке «которая визжала». — Что вы можете сказать, мадмуазель Шатонье?

— Мы разговаривали… Мы говорили о Клоде, одном молодом человеке нашей подружки, который на прошлой неделе ездил в Ниццу и… — затараторила девушка.

— Пока оставим его в покое, — перебил Лежен. — Давайте о Летруа.

— О Летруа? — удивленно вскинула она брови. — Ах, ну, да… Он… такой понурый ходил туда-сюда, я еще подумала, какой важный господин, и выглядит ничего, кажется, он из той компании, где справляют день рожденья, и неплохо было бы узнать, кто он такой и…

— Ближе к делу, мадмуазель!

— Ну, я же вам объясняю! — обиделась девушка. — Я не выпускала его из виду, поверьте. Он что-то уж нервничал, я еще подумала, может, он ждет кого, а тот не пришел. Может, с женой поссорился или… с любовницей, ну, я и решила…

Лежен медленно выпустил из легких воздух. Такие старлетки его часто выводили из себя. Но нужно было держать себя в руках.

— Как это произошло, мадмуазель?

— Ну, я же не инспектор, откуда мне знать, как он там поцапался со своей… женой. Вам лучше знать. Но он так расстроился, что взял… и спрыгнул… Я очень испугалась и, кажется, закричала…

— А я не видела, — как показалось Лежену, с сожалением сказала ее подруга, дама уже в годах. — Но могу вам ручаться, господин комиссар, к нему никто не подходил, не угрожал и вниз не сталкивал.

— Вы уверены?

— На все сто, господин комиссар, — важно ответила та.

— Мы все видели, — на перебой закричали подруги Мишель, — он сам, сам. Стоял, белый как мел, будто живот болит, а потом ка-а-ак вцепиться в перила…

— …перегнулся и сиганул вниз! Я даже ничего не поняла сначала!

— А я поняла, но не очень испугалась, думала, может, это фокус какой… Здесь иногда показывают всякие номера…

— А я не думала. А потом так обмерла вся, и в туалет почему-то очень сильно захотелось…

— Ясно, — безнадежно махнул рукой Лежен. — Вы, конечно, ничего не видели? — он повернулся к молодой парочке.

Они энергично замотали головами. Их глаза выражали неподдельный ужас.

— Мы даже не помним его толком, — пролепетал юноша, — не обращали внимания.

Маэстро все это время стоял рядом с безучастным видом и рассеянно теребил пуговицу пиджака. Комиссар, наконец, обратился к нему.

— Вы сидели за тем столиком, не так ли, э… месье Ваальден, если не ошибаюсь?

— Ганс Ваальден, комиссар, вы не ошиблись, — как обычно, он растягивал слова. — Решил немного отдохнуть, подышать свежим воздухом. Видите ли, я не очень люблю большие шумные сборища, суматоху… Здесь лежала газета и хотя было довольно-таки темновато, я начал ее читать — зрение у меня хорошее. Я сразу заприметил Летруа, с которым лично не знаком, но сидел напротив него за банкетным столом. Он действительно сильно нервничал, курил сигару за сигарой, а потом неожиданно… выпрыгнул. Это меня весьма удивило, хотя, повторюсь, до сегодняшнего вечера я абсолютно был с ним незнаком.

— Вы видели момент его прыжка?

— Да. Закончив читать одну статью, я решил дать глазам отдохнуть и отложил газету. В этот момент все и произошло. К сожалению, что-либо предпринять было уже поздно. — Маэстро замолчал.

— Что-нибудь можете добавить еще? — спросил Лежен.

Тот пожал плечами.

— Если что вспомню, то пренепременно сообщу вам, комиссар. — Ваальден улыбнулся. Но улыбка его была насмешливой и даже презрительной.

— Я надеюсь на это, — сухо произнес Лежен.

Утро было теплое и солнечное, непогода на время сдалась и предоставила, наконец, возможность людям немного отдохнуть от ее промозглых осенних проказ. В окно кабинета мягко светило солнце, шумели проезжающие по улице машины, кричали дети. Под потолком билась последняя муха, уже сонная и вялая, но на нее никто не обращал внимания.

— Одного мы уже не спасли, — сказал комиссар. — Теперь в скором времени Ришар займет место президента правления своего банка. А Маэстро примется за следующего.

— И ничего не докажешь, — откликнулся Шарль, забарабанив пальцами по столу шефа. — Все шито белыми нитками. Временное умопомрачение Летруа, внезапный психоз на почве нервного срыва по поводу приближающегося продвижения по службе и… — он с раздражением хлопнул ладонью по телефону. — Звонили из лаборатории. В крови Летруа не обнаружено ни наркотиков, ни следов каких-либо сильнодействующих лекарств, ни даже опасного уровня алкоголя. Умер он мгновенно — перелом шейного позвонка.

— А его родственники, друзья и сослуживцы, в том числе и Ришар, отзываются о нем как о весьма сильной личности, не подверженной импульсивным вспышкам и решениям, — кисло произнес Лежен, — Враги? У таких людей они есть всегда. С Ришаром у него были скорее деловые отношения, чем дружеские. Что бы это ни было, факт убийства пока недоказуем.

— Взять бы за жабры этого Ваальдена! — процедил сквозь зубы Шарль. — Ведь отпустить пришлось гниду!

Лежен обескуражено развел руками.

— А что мы можем сделать? Что полиция в состоянии ему предъявить? Факт передачи ему Ришаром антикварной китайской статуэтки? Даже если бы…

В дверь постучались, и вошла сержант Ляфур — миловидная женщина лет тридцати пяти. Шарль обворожительно подмигнул ей.

— Пришло несколько факсов, запрашиваемых вами по делу Летруа, — сказала она и передала Лежену папку.