Michael - Зверь внутри

Все это время (а это лишь казалось, что прошло много времени, на самом деле и пары минут не миновало) Ромка простоял, глупо озираясь и не двигаясь с места.

— Да делай же что-нибудь! — воскликнула Надя, и по ее голосу было видно, что девушка близка к истерике. Таня молчала, и в сумраке не было видно ее лица.

Жуков как раз пытался что-то отвечать своей подруге, когда все кончилось. Воцарилась тишина, которая после истерического вскрика Нади казалась еще более зловещей.

— Сашка, — позвал Ромка тихим срывающимся голосом.

Никакого ответа. Но и никто не рычал, не пытался напасть. Просто тишина.

— Сашка, — повторил он чуть громче и чуть уверенней.

— Что? — раздался голос Щуплова совсем рядом. И через мгновение сам Щуплов появился на поляне.

Внезапное его появление после всех тех звуков, что доносились из леса, произвело эффект разорвавшейся бомбы.

— Черт бы тебя побрал с твоими дурацкими дровами, — начал Щуплов, и голос его звучал почти спокойно, будто говорил все это не из-за того, что был возмущен поведением своего друга, а для проформы. — Вот из-за тебя…

Александр протянул руку, и в свете едва тлеющих углей все увидели, что рубашка повыше локтя правой руки порвана и пропиталась чем-то темным.

— Кровь! — первой опомнилась Надя. — Сашка, на тебе же кровь!

— Кровь? — Щуплов недоуменно посмотрел на пораненную руку. — И правда, кровь. Вот странно, а я-то и не заметил… Рубашку порвал… — рассеяно добавил он.

В другой обстановке такое его спокойствие показалось бы странным, но не сейчас. Все вскочили и бросились к Александру. Причем больше всех суетился Ромка, пытаясь развеять впечатление о своей слабости несколько минут назад, а меньше всех — Таня, для которой, казалось, все происходящее имело исключительно академический интерес.

Жуков не столько помогал, а сколько мешал, издавая нечленораздельные восклицания и умудряясь создавать давку там, где, учитывая количество собравшихся, о какой бы то ни было давке говорить было бы неуместно.

— Прекрати! — прикрикнула, наконец, на него Надя. — Лучше скажи, есть у тебя в машине аптечка?

Такой вопрос поставил Ромку в тупик. Видимо, он не очень-то был в курсе, что же есть у него в машине.

— Сейчас гляну, — сказал он и скрылся в темноте. Через мгновение раздался шум открываемой двери, шебуршание и сдавленные Ромкины ругательства.

Все это время Щуплов стоял, зажав рукой рану.

— Больно? — спросила Таня, тщетно пытаясь изобразить участие.

— Знаешь — нет, — отозвался Щуплов. — Вы бы не сказали, я б сразу и не заметил, что меня покусали. Вообще, мне бы испугаться, а мне и не страшно было. А там такой громадный волчара… Повалил… А потом смылся, будто спугнули его… Я испугаться толком не успел.

— Как волчара? — удивленно воскликнул подошедший в этот момент Ромка. Странное дело, он в полной темноте сумел найти в «Москвиче» аптечку, хотя то запыленное нечто, что он держал в руках, весьма отдаленно напоминало средство для оказания первой медицинской помощи.

Тем не менее бинты там наличествовали, так что не пришлось рвать на лоскуты уже и так совершенно испорченную рубаху. Благословленная тьма не дала рассмотреть их желтизну и несвежесть, а, чтобы промыть рану, они не смогли придумать ничего лучшего, как спуститься к озеру… Все это время Ромка допытывался, что же случилось в лесу, но Надя всякий раз его одергивала.

Наконец, когда перевязка была худо-бедно завершена и они, открыв еще по одной бутылке пива, сели у костра (вернее, около того, что от него осталось, ведь дров-то принести так никто и не удосужился), Надя сказала:

— А теперь говори.

— Что говорить-то? — как бы не понял Щуплов.

— Да он головой повредился! — воскликнул Жуков. — Там с кем-то сражался в лесу, понимаешь, пришел весь покусанный и ему, видите ли, нечего рассказать!

— Хорошо, — угрюмо проговорил Щуплов. — Был большой волчара…

— Откуда тут волки? — перебил Ромка. — Ведь базы…

— Базы, базы, — с раздражением откликнулся Щуплов. — Что ты заладил, как попка-дурак?

Все заметили некоторую странность в поведении Александра. Он был слишком спокоен после пережитого, казалось бы, потрясения, более того, порча рубашки, всем известной как совсем не самой худшей из его гардероба, похоже, ничуть Щуплова не огорчила. Рана же при близком рассмотрении оказалась совсем незначительной, было удивительно, откуда могло взяться так много крови при столь мелкой болячке.

…Спальные места были распределены следующим образом: Женька с Надей — вдвоем в спальном мешке (палатки не брали, учитывая стоявшую жаркую погоду), Щуплов же с Таней — в машине.

…Несмотря на чрезвычайно неудобное для сна раскинутое переднее сиденье «Москвича» и находившуюся рядом женщину, Александр отрубился моментально, как только его голова коснулась спинки сиденья… И сразу ему начал сниться сон…

…Он мчался куда-то по пустынным вечерним улицам города (это был не секретный город Н., а какой-то другой; краем сознания Щуплов это уловил). Слева и справа от него возвышались многоэтажные коробки, похожие друг на друга, и они казались ему гораздо выше, чем он привык видеть такого рода сооружения. Прошло немного времени, и ему стало ясно почему: сам он был ниже. И еще: он бежал на четырех ногах, вернее, даже не на ногах, а лапах! Если это его и удивило, то лишь в первый момент и то чуть-чуть…

И ни с чем несравнимое чувство свободы. Только вот какой-то дискомфорт, который, словно камушек, попавший в ботинок, мешает насладиться этим упоительным чувством. И будто этот камушек становится все больше, и нет уж той радости, что вначале. Только сосущее чувство… Чего? Голода! Тому инфернальному зверю, в которого превратился Щуплов, страшно хотелось есть. И чувство голода росло с каждым шагом…

Но чу! Запах! Сладостный запах еды… Добычи. Пока далекой, но с каждым мгновением становящийся все ближе и ближе… Взрыкнув, Щуплов прибавил шагу…

— Сашка, проснись! Проснись, черт бы тебя побрал! — испуганный голос Тани ворвался в сон, и образ пустынной улицы, по которой мчался зверь, начал тускнеть… — Да что с тобой?

Александр открыл глаза. Темнота. С чего бы так резко? Вроде, только что были сумерки и он мчался по какому-то незнакомому городу… Стоп! Это же был сон. Или?… Александр стал озираться, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, но тщетно. Если глаза и привыкали к темноте, то слишком медленно.

— Да скажи же хоть что-нибудь! — вновь раздался голос Тани. Казалось, что девушка была на грани истерики.

— Ты чего? — пробормотал Щуплов. Реальность была слишком убога и неинтересна по сравнению с только что снившимся сном, так что приходил в себя он очень медленно. — Белены, что ли, объелась, балда?