Смерть во имя истины - Анна Велес
— Но не всем здесь мил ты, как я заметил, — Саймей встретился с юношей взором.
— Зосим старше меня, — смиренно отвечал Арам, тут же растеряв все свое хорошее расположение духа. — И род его древнее и благороднее моего.
— Вот как, — задумчиво сказал Посланник. — Здесь в земле фарсов обычаи рознятся с теми, к коим привык я в Визасе. Хотя я читал, да и сам видел в прошлые свои приезды в вашу страну, что здесь происхождение твое определяет судьбу. Ты же из фарсов?
Юноша вздрогнул и опустил глаза. Посланник удивился. Догадаться о происхождении Арама труда не составляло. И дело даже было не в том, что он носил фарсское имя. Юноша был худым и высоким, его черные волосы вились, глаза юноши были темными, да и черты лица не оставляли сомнений в его происхождении.
— Чем я обидел тебя? — спросил Саймей, обтираясь длинным белым лоскутом.
— Нет обиды в словах твоих, — торопливо произнес юноша. — Я запамятовал, что ты не из Лехема и вообще не из страны фарсов, хотя только что сказал ты мне об этом. Тебе не ведомо о роде моем и о принятых здесь порядках.
— Просвети меня, ученик, — мягко попросил Саймей, умащивая тело. — Конечно, если подобные разъяснения не слишком тягостны для тебя.
— Мой род давно смирился со своим положением, — сказал юноша, и голос его окреп, налился даже некоторой гордостью. — Во времена прихода к нам, недостойным, Господа нашего в обличии его земном, фарсы отвергли его, как посланника Небес.
— Это я знаю из истории, — кивнул Посланник, надевая ярко-серый талиф. — За то были прокляты они Пастухом, и проклятье до сих пор лежит на плечах их. Но чего стыдиться тебе, ученик, ежели ступил ты на путь истинный и уверовал?
— Я уверовал, как и предки мои, — горячо подтвердил юноша. — И за то не любим род мой фарсами. Мы отвержены народом своим, потому что свернули с пути предков на путь веры истинной.
— Что так и не принята фарсами, — понял Посланник. — Теперь ясна мне твоя история. Но уж поверь, я этим удивлен. Ведь многие дома и рода вступили на путь истинный.
— Да. И многие прокляты своим народом, — подтвердил Арам. — Есть легенда, что в тот миг, как умер для жизни земной Пастух, Истинный бог наш, в миг тот, как закрыло святило лик свой посередь дня, в миг, как порван был полог алтарный в Храме, Первосвященник фарсский прокричал: «Кто уверовал в стрелу огненную, тот проклят богом».
Посланник в изумлении смотрел на ученика. Это предание он слышал впервые, хотя часто бывал в Шалеме, говорил со старейшинами и торговцами пергаментами. Но никто прежде такого ему не рассказывал, а между тем эта легенда рождала много вопросов
— Ты удивил и порадовал меня, Арам, — наконец сказал Саймей. — Позже я попрошу тебя рассказать мне еще…А теперь….Что ты так смотришь на меня?
Юноша не сводил с него полного страха взгляда.
— Ты… — ученик осекся. — До слуха моего доносились слова об ожиданиях посланника Главы земного царства Церкви нашей. Но я…
— Не думал ты, что я явлюсь Посланником? — улыбнулся Саймей, и, вытащив из узла дорогую, покрытую росписью шкатулку, раскрыл ее и извлек перстень— массивную золотую печатку с огромным рубином.
— Прости мне невежество мое, святой отец, — юноша склонился в низком поклоне.
— Перестань, Арам, — благожелательно велел Саймей. — Эти почести не для меня. Мое место в тени, как часто любят напоминать мне завистники. Мало времени провожу я при дворе. Мне больше по вкусу путешествия во благо матери нашей Церкви. Преклонение твое мне ни к чему.
— Прости, отец, — юноша поднял на него взгляд. — Теперь я не могу понять, как мне вести себя.
— Просто, Арам. Как и прежде, пока ты не знал, кем я являюсь, — и Посланник весело улыбнулся. — Долго нам с тобой придется пробыть вместе, и ни к чему нам все эти церемонии.
— Как тебе угодно будет, — ученик робко улыбнулся в ответ.
— Именно так мне и будет угодно, — уверил его Посланник. — Послушай, как я уже сказал, я здесь могу задержаться. И ты мне будешь нужен постоянно. Ты бы мог быть при мне? И для моего удобства, и для благополучия твоего.
Юноша чуть опустил голову, но опять Саймей успел заметить выражение его глаз. В них почему-то промелькнул страх.
— Я благодарен тебе, отец, — все же сказал он спокойным голосом. — За такое предложение. И я согласен. … — и тут все же он решился откровенно поделиться своими мыслями. — Страшно мне было в покоях учителя моего в последнее время.
— Что же навлекло страхи твои? — спросил серьезно Саймей, присаживаясь за стол. Но тут же понял он, что не следует покамест задавать такие вопросы, чтобы не напугать мальчика еще больше. — До службы вечерней и трапезы не далеко, давай же лишь перекусим за разговором.
На низком столике, более подходящем для письма и чтения, стояло широкое блюдо с финиками, лежали хлеба, стоял графин с виноградным соком, второе блюдо было наполнено фруктами.
— Итак, поведай мне, ученик, — велел Посланник, разделяя хлеб. — Как же ты был избран учителем своим. Сдается мне и эта история будет мне интересна.
— Надеюсь, что прав ты, отец, — принявшись чистить гранат, заметил юноша. — Я и не думал о том, что жизнь моя свяжется с Домом Пастыря. Отец мой богат детьми, но потому он вынужден много трудиться, чтобы прокормить семью. Пока матушка моя и сестры ведут дом и огород, братья ездят по городам Эреца с посудой, которую изготовляет сам отец и старший из братьев. Я самый младший в семье. Но мне повезло. Я легко сам научился писать и читать, и как только мне пошел двенадцатый год, так приставил меня отец к ведению счетов. Там и нашел меня учитель, — улыбка озарила лицо Арама. — Он пришел расплатиться за утварь, что отец для общины ваял. У учителя уже тогда было слабое зрение, вот я ему и помог. Он тогда так удивился! Позже он еще навещал нас, и всегда находил время поговорить со мною.
— Когда же он взял тебя к себе? — спросил Саймей.
— Два года тому назад. Это произошло во второй декаде тишрея, — сказал юноша. — Было мне тогда четырнадцать.
— Что ж, прав я оказался, — сказал Посланник, пробуя финики. — История твоя увлекательна. Ты хороший рассказчик. А скажи мне, ученик, много ли за тебя смог отдать
