Гильдия Чёрных Кинжалов (СИ) - Костылева Мария

Учёба закончилась, но мы по-прежнему были одной группой. И я по-прежнему чувствовала себя чужой в ней, и не понимала, почему эти люди суетятся вокруг меня.

Общая комната была также и кухней. Здесь стояла небольшая плитка, которую когда-то списали в Гильдии Белых Часов и приготовили к утилизации. Как она оказалась у нас, никто не знал. Никто также не знал и принцип её работы — ремесленники хранили секреты своего мастерства так же, как мы. Но на плитке можно было приготовить простенький ужин, если в студенческую столовую идти противно, или вскипятить воду. Когда я обнаружила себя в одном из кресел, завёрнутой в плед, на плитке как раз стоял какой-то ковшик.

— Да ничего не случилось… — бурчала я. — Просто разбила лампу-ловушку…

Неловкое молчание красноречиво говорило о том, как окружающие относятся к моей дружбе с призраками. Только Табесса — вечно болеющая, тихая, и всегда словно не от мира сего — недоумённо нахмурила белёсые брови:

— Случайно разбила?

Ответить мне не дала Эриза:

— Наверняка нет. Спасала какого-нибудь призрака. Так ведь, Тинка?

Стоявший рядом с нею Тантар ничего не сказал, только вздохнул. Я одарила его мрачным взглядом. Он, бросивший меня бодаться с Горной в одиночку, не имел права так укоризненно вздыхать!

Впрочем, если подумать, он мне и ничего не был должен.

— Почему ты не сказала, что тебе нужны деньги? — обеспокоенно спросила Мирса. — Мы бы скинулись!..

Мирса — наша староста. Бывшая. Невысокая, круглолицая, с милой улыбкой и холодными глазами. Человек, который получал удовольствие от того, что чувствовал себя причастным ко всему происходящему в Школе Гильдии, хотя ничто, кроме собственной репутации, её не волновало по-настоящему. И я могла голову дать на отсечение, что Мирса бы не стала скидываться на то, чтобы вытащить меня из передряги. Хотя, возможно, организовала бы сбор средств…

— Тантар, следи за молоком, пожалуйста! — напомнила Эриза.

— Точно…

Тантар поспешил к плитке.

Молоко. Горячее. До слов Эризы я и не представляла, насколько мне была необходима кружечка этого напитка, целительного для всех промокших и продрогших! Выпить бы, завернуться в одеяло и завалиться спать… А не сидеть и дрожать в кресле в пледе — который совершенно бесполезен, когда на ногах мокрые ботинки.

Я мрачно оглядела общую комнату. Деревянная мебель со старомодными завитушками, плюшевые обивки кресел и тяжёлые зелёные шторы всегда вызывали во мне чувство лёгкого раздражения, но не в этот вечер. Я вдруг вспомнила, как мы, бывало, сидели здесь, лакомясь испечённым кем-то пирогом, а то и напевая песни под гитару… Стараясь избегать всех этих посиделок под любым предлогом, я иногда не могла противиться Аргелле и присоединялась к ним, пережидая в углу и помалкивая — или же, наоборот, кому-то что-то доказывая… Как я потом злилась, что позволяла вовлечь себя в какой-нибудь спор!

Теперь, когда всё закончилось, мне пришлось признать, что я буду скучать по таким вечерам.

— Лягуш, тебе нужна какая-нибудь помощь?..

Я поморщилась. Дребезжание Мирсы действовало на нервы.

— Нет. Я вообще собиралась в кровать. У меня поезд рано утром…

— Ты поэтому так бежала? — спросил Гант. — У тебя был вид, вы с одеялом должны были встретиться в точное время, и ты опаздываешь.

Я досадливо дёрнула уголком рта. Да, «срочные дела» надо, конечно, продумывать тщательней…

— Поезд? — удивлённо переспросила Эриза. — У… у Тантара тоже поезд… А куда ты едешь? В Библиотечный Дворец?

Я скрипнула зубами. При ком, интересно, я проговорилась про Библиотечный Дворец?..

— Мне всего лишь нужно поговорить.

— Всего лишь поговорить. В Библиотечном Дворце. Ну да, конечно…

Интонация Ганта была невыносимо саркастична, и я снова начала выходить из себя. Почему, спрашивается, я должна задыхаться от благоговения, когда поминают этих архивных мышей? Потому что они причастны к тайнам, к которым не причастна я? Это не говорит ни о них, ни обо мне. Я умею быть вежливой и даже почтительной, но пресмыкаться ни перед кем не собираюсь. В Библиотечном Дворце живут, в первую очередь, люди. Я — тоже человек. Человек с человеком легко могут договориться, если ни один из них заведомо не считает себя выше другого. Просто пообщаться — тем более. А мне только это и нужно. Я не собираюсь лезть в какие-то тайны Мироздания.

Мне просто надо знать.

— Тебе хорошо бы раздобыть рекомендательные письма… — задумчиво изрекла Табесса. — Хотя бы одно. В Библиотечный Дворец просто так не сунешься.

У меня вырвался истеричный смешок, заставивший Лантиру — доселе не сказавшую ни слова — окинуть меня высокомерным взглядом. Лантира, как и Горна, была из богатой семьи с большой родословной, но вела себя ещё хуже, чем рыжеволосая: происхождение было её основным достоинством, и ей ничего не оставалось, кроме как подчёркивать его при всяком удобном случае. Медленные движения, тонкие руки в дорогих браслетах, немногословность, которой она компенсировала недостаток ума… Лантира раздражала меня неимоверно, а моё настроение и без того успело окончательно испортиться.

— Дорогая Лантира, — обратилась я к ней, — все связи, которые у меня когда-то были разорвались вместе с моими связями с семьёй. И мне действительно становится смешно, когда я представляю, как пытаюсь восстановить их ради рекомендательных писем. Особенно теперь, когда на меня завели дело. Согласись, будет забавно, если я приду, например, к госпоже Сарвинской, бывшей герцогине, с повязкой помощника фонарщика на руке и попрошу её порекомендовать меня хранителям Библиотечного Дворца. А так как я уже давно не считаю себя принадлежащей к достопочтенной семье Кей-Лайни, то могу позволить себе смеяться хоть во весь голос. И если остальные воспринимают это как должное, то почему, скажи на милость, ты позволяешь себе смотреть на меня как на козявку из собственного носа?

Я же говорила, что, когда на взводе, то могу долго и вдохновенно говорить всякие гадости. Это свойство редко играло мне на руку (иногда самой стыдно становилось), но сейчас, глядя на то, как бегают Лантирины глазки, я чувствовала удовлетворение.

— Тебе показалось, — выдавила Лантира.

— Ну разумеется, что ты ещё могла сказать.

Все молчали и отводили глаза. От меня. Хотя я, по-моему, разговаривала спокойно; уж если кого и осуждать, так это Лантиру. Но почему-то виноватой опять оказалась я.

В наступившей тишине было слышно, как журчит горячее молоко. Тантар подошёл, протягивая кружку Эризе.

— Спасибо большое! Вечер промозглый сегодня…

— Тебе налить? — спросил у меня Тантар. Я заметила, как его взгляд задержался на моих волосах, точнее, на чёрных сосульках, свисавших по обе стороны моего лица.

— Нет, спасибо.

Чего мне совсем не хотелось, так это чувствовать себя должной тому, кто отказался мне помогать, когда его действительно просили.

Авось не заболею.

Я скинула плед, поблагодарила собравшихся за проявленное участие и пошла к себе. Хорошо, что никто не стал меня догонять и пытаться проявлять участие дальше. Я предпочитаю, чтобы границы лицемерия лежали за пределами нашей комнаты.

Моей комнаты.

3.

Мне стоило больших волевых усилий не вышвырнуть будильник в окно, а потом ещё и вылезти из кровати. Голова ощущалась как чугунок с каким-то месивом. Нос едва дышал.

Я с тоской покосилась на покинутое одеяло. Если бы можно было провести этот день, закутавшись в мягкий тёплый кокон — хотя бы до встречи с фонарщиком…

«И что бы ты сказала Аргелле? — разозлилась я на себя. — Прости, подруга, у меня сопли, твой убийца подождёт»? А ну, подъём!».

Напутствие получилось так себе, но встать я всё-таки встала. Это было самым сложным шагом за утро — потом мне пришлось быстро собираться, и я как-то позабыла про недомогание. А прогулка под умытым небом Морлио и вовсе подействовала целительно — уже на полпути я ускорила шаг, ощутив прилив сил и вернув себе азарт гонки за разгадкой тайны…