Песах Амнуэль - Месть в домино

Они вошли в камеру, где, как и ожидал Фридхолм, горела сильная лампа на столе следователя, свет был направлен в лицо человека, сидевшего на стуле посреди комнаты, а остальное пространство оставалось в темноте, и там ощущалось какое-то движение, кто-то громко сопел, и еще что-то творилось, невидимое глазу, Фридхолму это не нравилось, он предпочел бы говорить с физиком в другой обстановке и желательно — без свидетелей. Но это было невозможно, и Фридхолм сел за стол рядом со Стадлером.

— Недолго же вы прятались, — угрожающим тоном обратился старший инспектор к Бочкареву, сидевшему в неудобной позе: он наклонился вперед и старался не смотреть на яркий свет, но и в сторону не смотрел тоже, знал, что это не разрешается. — Вам было поставлено условие: не покидать отеля, верно? Что вы делали в кампусе? Намеревались скрыть улики? Если вы будете сотрудничать со следствием, мистер, то…

— Послушайте, Стадлер…

— Старший инспектор!

Бочкарев пожал плечами.

— Послушайте, старший инспектор, рядом с вами — следователь из Швеции, да?

— Здесь я задаю вопросы, — отрезал Стадлер.

— Я хотел бы с ним поговорить.

Фридхолм сидел спокойно, в диалог не вмешивался.

— Хорошо, — помолчав, согласился Стадлер. — Это майор Петер Фридхолм. У него к вам несколько вопросов. У него к вам, прошу заметить. Майор будет спрашивать, а вы — отвечать. Понятно?

— Более чем, — пробормотал Бочкарев.

Фридхолм попробовал повернуть лампу так, чтобы свет не слепил Бочкарева, но, в то же время, чтобы лицо задержанного осталось достаточно освещено, и можно было следить за малейшими изменениями мимики.

— Вы дважды звонили в Стокгольм, — сказал Фридхолм. — С какой целью?

— Я хотел знать некоторые детали убийства, о которых не сообщалось в прессе.

Откровенное признание. Стадлер непременно запомнит и при случае использует эти слова против Бочкарева — зачем подозреваемому знать детали преступления, совершенного за океаном?

— Вернемся к этому позже, — сказал Фридхолм. — Когда вы звонили, то оба раза представились, как физик, ученый… Это имеет значение?

— Это самое важное в деле. Физика. Именно это я пытался и пытаюсь объяснить старшему инспектору.

— Почему, — не дал Фридхолм Бочкареву закончить фразу, — почему вы делаете такое заявление?

— Потому что это так, — пожал плечами Бочкарев. Показалось Фридхолму или во взгляде задержанного действительно мелькнуло что-то вроде насмешки? Что он хотел сказать? «Это так, но вы все равно не поймете»? Или «Да пораскиньте же, наконец, мозгами, включите серые клеточки, и тогда вам все станет ясно»?

— Потому что это так, — повторил Фридхолм и покосился на сидевшего рядом Стадлера. Американец сложил руки на груди и внимательно слушал, прикрыв веки, что-то он все-таки видел, но куда смотрел, было совершенно непонятно.

— Допустим, — сказал Фридхолм. Говорил он медленно, растягивал слова, изображая из себя скандинавского тугодума, как часто представляют шведов в голливудских фильмах, которые майор не то чтобы не любил, но смотрел со снисходительной усмешкой, предвидя каждый поворот сюжета, а порой и все диалоги от слова до слова.

— Допустим, — повторил Фридхолм. Он повторял все дважды, потому что это позволяло русскому немного расслабиться, а Стадлера раздражало. Старший инспектор пошевелился, но сразу опять застыл, готовый, однако, в любой момент вмешаться и вернуть допрос в привычное русло.

— Из нашего короткого разговора, — продолжал Фридхолм, — я понял, что, по вашему мнению, два преступления — в Стокгольме и Бостоне — связаны не только случайным совпадением времени и внешних обстоятельств, но и физически, как два вовсе не независимых явления материального мира.

Фраза растянулась на целую минуту, Стадлер с трудом дождался ее окончания, открыл, наконец, глаза и посмотрел на коллегу с раздражением, а Бочкарев слушал внимательно, кивал головой, и на лице его медленно проступала слабая улыбка.

— Вы правильно поняли, майор, — сказал он. — Вы тоже решили, что я сказал это, чтобы запутать следствие?

— Нет, — помедлив, сообщил Фридхолм. — Как вы могли запутать мое расследование? Именно эта мысль позволила мне кое-что вспомнить из собственной практики, кое-какие дела моих коллег, да и вообще много чего из истории криминалистики последних десятилетий.

— Только последних? — быстро переспросил Бочкарев. — Вы не думаете, надеюсь, что это началось именно сейчас?

— Нет, не думаю, — сказал Фридхолм. — Похоже, вы склоняетесь к мысли, что так было всегда.

— Конечно, — Бочкарев наклонился вперед, он хотел быть ближе, хотел точнее слышать, что говорил шведский следователь, похоже, он не ожидал, что с ним станут разговаривать здесь на языке, который был ему понятен, а для Стадлера так и остался загадкой, нелепостью.

— О чем вы говорите? — прервал старший инспектор диалог, не вышедший пока за ограниченные рамки взаимного прощупывания. — Давайте по делу, коллега!

— Мы говорим исключительно по делу, — неожиданно резко и недружелюбно произнес Фридхолм. Нужно, чтобы Стадлер помолчал хотя бы еще несколько минут. Так трудно наладить плодотворный контакт, так трудно понять друг друга, не нужно мешать, не нужно вламываться в разговор, коллега, иногда полезнее послушать…

Может быть, Стадлер услышал это мысленное обращение. Может, решил дать коллеге последний шанс — минуту-другую. Он пожал плечами и положил руки на стол.

— Дела подобного рода не столь часты, — отделяя слова друг от друга, продолжал Фридхолм. — Правда, у меня не было времени изучать архивы, за эти дни пришлось выслушать много докладов и ознакомиться с вашими статьями в Интернете. Мне известны три случая за последние десять лет…

— Три! — воскликнул Бочкарев и попытался встать, но на его плечо опустилась тяжелая ладонь охранника. Физик едва не повалился на пол, но удержал равновесие.

— Три, — повторил он. — Я не нашел ни одного, и это меня сильно удручало. Мы с Арчи Бреннером, это мой коллега, математик, занимались статистикой — правда, не преступлений, точнее, о статистике преступлений мы думали, но не стали углубляться, информации было недостаточно.

— В вашем распоряжении не было полицейских архивов, — сказал Фридхолм. — Вы изучали статистику по газетным публикациям?

— И по базам данных Интернета, — кивнул Бочкарев.

— Ничего не нашли?

— Статистически значимого — ничего. Ваши три случая…

— Да. Первый произошел восемь лет назад в пригороде Стокгольма…