Габриэль Зевин - Право на рождение. Дилогия (ЛП)

— Они вас ждут, — сказала секретарь, как только я вошла в коридор (кто «они»?).

Напротив стола директора сидело два офицера полиции; я узнала одну из них — она была среди тех, кто арестовал меня прошлой осенью. Для происшествия за завтраком это было как-то чересчур. Они же не могут арестовать меня за то, что я бегала по столовой с чужим подносом в руках. Или могут?

— Здравствуй, Аня, — сказала директор. — Присаживайся.

Я не стала садиться.

— Здравствуйте, детектив Фраппе. Вижу, вы постриглись, — сказала я той, кого узнала.

— Просто дала волосам отдых, — отозвалась Фраппе. — Спасибо, что обратила внимание. Что же, давайте приступим к делу. Ты лично ничего не совершила, Аня, но нам нужно поговорить с тобой о том, что случилось.

Я кивнула. Сердце в груди затрепетало, а желудок сжался в кулак.

— Сегодня утром твой брат Лео пытался убить Юрия Баланчина из пистолета твоего отца.

Я попросила ее повторить; ее слова показались мне бессмысленными.

— Твой брат стрелял в твоего дядю из отцовского пистолета.

— Почему вы решили, что пистолет принадлежал отцу? — спросила я тупо.

— Твой двоюродный брат Микки был там и опознал пистолет: красная рукоять, выгравированные слова «Особый темный Баланчина».

Если Микки был прав, это был «смит энд вессон», который пропал давным-давно.

— Вы сказали «пытался убить». Это значит, что дядя Юрий жив?

— Да, но он в тяжелом состоянии. Пуля прошила легкое, и произошла остановка сердца. Сейчас он находится в реанимации.

Я кивнула. Неясно, станет ли положение Лео лучше, если Юрий выживет.

— Лео жив?

— Да, но никто не знает, где он. Он выстрелил один раз, потом убежал, прежде чем кто-то сообразил остановить его.

— Он ранен?

Фраппе не знала.

— Микки выстрелил в целях самообороны, но не знает, попал он или нет.

Бедный Лео. Должно быть, он так испугался. Почему я позволила ему работать в этом месте?

— Не знаешь ли ты, почему твой брат хотел застрелить Юрия Баланчина? — спросил второй полицейский.

Я покачала головой.

— Если Лео попытается связаться с тобой, ты дашь нам знать? Думаю, ты согласишься с тем, что для него будет лучше, если он попадет в руки к нам, а не к твоей семье.

Я улыбнулась, кивнула и подумала, что черта с два я сдам Лео полиции.

Полицейские ушли, но я все не могла пошевелиться. Директор подошла ко мне и коснулась моей руки.

— Есть ли у тебя кто-нибудь дома, кто бы приглядывал за тобой? Лео был твоим опекуном, если я не ошибаюсь? Если никто не сможет приглядывать за тобой и твоей сестрой, мне придется позвать Службу защиты детей, Аня.

— Да, есть, — слегка преувеличила я. — У нас есть няня, ее зовут Имоджин Гудфеллоу, она заботилась о Галине и теперь приглядывает за нами.

Я записала для директора ее телефонный номер и попросила отпустить нас с Нетти домой на случай, если Лео вдруг решит вернуться.

— Конечно, Аня, — ответила директор. — Осторожнее на пути домой, тут повсюду репортеры.

Я выглянула из окна. И правда, огромная толпа репортеров торчала на тротуаре у стен Школы Святой Троицы.

Директор послала кого-то за Нетти, и я попросила разрешения воспользоваться телефоном и позвонила мистеру Киплингу и Саймону Грину. В конце концов, нам нужна была машина, чтобы добраться домой. Я рассказала, что случилось. Какое-то время оба адвоката молчали, так что я даже подумала, не прервалась ли связь.

— Прошу прощения, Аня, — сказал наконец мистер Киплинг. — Эти новости выше моего разумения.

— Как вам кажется, нужна ли нам с Нетти защита на пути домой?

— Нет, — сказал он. — Думаю, Семья не предпримет никаких шагов до стабилизации состояния Юрия. А даже если и предпримет, то они хотят видеть мертвым Лео, а не тебя.

Когда Нетти вошла в кабинет, я рассказала ей, что случилось. Я ожидала, что она заплачет, но она не стала.

— Давай поставим свечки за Лео в часовне, — сказала она, сжав своей маленькой ручкой мою.

Я согласилась, что по крайней мере это не принесет никому вреда.

— Нам будут нужны талоны, — сказала я.

Но в глубине души я знала, что это не слишком поможет.

Следующие несколько дней мы с Нетти двигались как сонные мухи. Мы ели, спали, принимали душ, ходили в школу — короче, делали все, что от нас требовалось, чтобы показать, что за нами есть присмотр. Но по-настоящему мы только и делали, что ждали, когда Лео попытается связаться с нами.

Я боялась, что он умер, что Микки попал в него и Лео истек кровью где-нибудь в переулке. Я не могла узнать, что случилось, потому что было опасно пытаться связаться с кем-нибудь из Семьи. Я чувствовала себя отрезанной от всего мира. Я скучала по Скарлет. Скучала по Вину, но решила, что для него лучше будет не приходить ко мне.

В пятницу после нашей ссоры Скарлет подошла ко мне.

— Я так беспокоюсь о Лео, — сказала она.

Я проигнорировала ее слова; мне хотелось заговорить с ней, но я просто не могла. Теперь я уже не могла ей доверять в полной мере: в конце концов, она обсуждала меня с Гейблом. И кто знает, кому скажет он?

Я ходила на уроки, но единственное, что меня занимало, это мысль о том, почему Лео это сделал. Я знала, что он ударил Микки, потому что думал, будто тот виноват в смерти бабушки. Может, Лео стрелял в Микки и случайно попал в Юрия? Я знала, что у Джекса могли бы быть ответы на эти вопросы, но в настоящий момент поговорить с ним было невозможно.

Я мучила себя, обдумывая, что я могла бы сделать, чтобы все это предотвратить. Мне следовало понять, что случилось с папиным револьвером; я не должна была позволять Лео работать в Бассейне; мне нельзя было подавать Лео мысль, что бабушка была убита. (Он так легко поддавался влиянию. Боже мой, конечно, она не была убита; уже многие годы она вела существование между жизнью и смертью.) Я не должна была даже думать о летней программе. Я не должна была так давить на него в вопросе о том, как важно быть нашим опекуном. Я не должна была позволять себе отвлекаться на Вина. Я должна была более активно действовать, чтобы разрушить отношения Лео с Джексом. И снова и снова я обдумывала одно и то же и не могла избавиться от чувства, что нынешняя ситуация сложилась по моей вине и что я подвела папу.

Утром в понедельник я пошла в часовню помолиться, пропустив урок доктора Лау. Сосредоточиться было невозможно: в голове роилось так много мыслей.

Я села на скамью и перекрестилась.

— Анни, — позвал кто-то хриплым шепотом. Я оглядела часовню — никого.

— В середине, — снова позвал голос.

Я прошла к середине зала и села на другую скамью. На полу лежал Лео. Я не двинулась, чтобы его обнять, хотя очень этого хотела; вместо этого я устремила взгляд на распятие и заставила голос не дрожать.