Габриэль Зевин - Право на рождение. Дилогия (ЛП)

— И это все? Тебе его жаль?

— Я… послушай, я же не самая популярная девочка в классе. Никто меня никуда не приглашает. Все думают, что я странная девочка из театрального кружка или странная подружка Ани Баланчиной. Это глупости, но я знаю, о чем говорят люди. Да и какая разница? У тебя есть Вин.

— Скарлет, ты же знаешь, что дело не в этом! Дело в том (в чем же дело?), что мы говорим о парне, который практически пытался меня изнасиловать в ночь перед началом учебного года!

— Я спрашивала его об этом. Он сказал, что ты не так поняла…

— Я все так поняла!

— Послушай немножко, пожалуйста. Он сказал, что ты не так поняла, но не все. Что он хотел с тобой переспать, но никогда бы не попытался принудить тебя силой, даже если бы Лео не пришел. В любом случае он сознает, что был не прав, что был виноват. Он не должен был заходить к тебе в спальню той ночью и не должен был распространять про тебя слухи. Он знает, что ты примерная католичка — так он и сказал — примерная католичка, — и что он не должен был ставить тебя в такое положение. Он понял, что пытался воспользоваться ситуацией. Он знает, и ему стыдно. Мы часами говорили о том, что случилось между вами двумя. У меня бы даже мысли не возникло пойти с ним, если бы я не поверила, что он действительно и искренне раскаивается.

— Он врет тебе, Скарлет. Он манипулирует тобой. — Я попыталась взять себя в руки, иначе могла сказать или сделать со Скарлет что-нибудь ужасное. Все-таки, несмотря на нынешнее предательство, она была мне хорошим другом.

— И еще. Я обещала не говорить тебе, но его родители хотели заставить твою семью заплатить за отравление Гейбла, а он их отговорил. Он сказал, что сам виноват, что вынудил тебя дать шоколад, взял на себя всю вину и сказал, что все случившееся — несчастный случай…

— Это и был несчастный случай! Как благородно с его стороны признать несчастный случай несчастным случаем!

— Да, но Гейблу пришлось перенести множество операций, так что даже если его привела в больницу собственная невоздержанность…

Я прервала ее:

— Послушай, Скарлет. Если ты пойдешь на вечер с Гейблом Арсли, мы больше не сможем быть друзьями.

Она покачала головой, в глазах показались слезы.

— Гейбл сказал, что ты этого не скажешь, но я знала, что он ошибается. У тебя была трудная жизнь, Анни, но ты не единственный человек в мире, кто может страдать. Гейбл тоже страдает. Тебе достаточно раскрыть глаза пошире и посмотреть на него, чтобы убедиться в этом. — Она глубоко вздохнула. — Ведь люди меняются.

— Гейбл Арсли не изменился.

— Я говорила о себе. Я люблю тебя, Анни, я люблю всю твою семью — Лео, Нетти, и я бы сделала для тебя все, но хотелось бы получать что-то взамен.

— И получить взамен — значит пойти на вечер с калекой? — жестко спросила я. — Похоже, ты слишком низко себя ценишь, Скарлет.

— Эти слова недостойны тебя, — сказала она, взяла свою сумку и вышла из раздевалки.

Я потратила остатки воды на то, чтобы ополоснуть лицо; пожалуй, сейчас я чувствовала себя способной совершить убийство.

Я пошла в столовую. Должно быть, Скарлет уже стояла в очереди за завтраком. Вина не было видно, но в другом конце зала я заметила Гейбла.

И с этого момента мир вокруг меня остановился.

Я побежала к Гейблу, схватив по дороге поднос с одного из столов («Эй, это мое!» — закричала Чай Пинтер, но голос ее доносился словно из-под толщи воды), и красный соус разлетелся кровавыми брызгами.

И вот я стою вплотную к Гейблу. Я уже была готова вылить лазанью ему на голову, когда увидела его покрытое рубцами лицо, неестественно розовый цвет пересаженной кожи и — ниже — пальцы с удаленными фалангами, которые, если бы могли, указывали бы на отрезанную ногу.

На мое плечо опустилась рука Вина. Скарлет тоже была тут:

— Аня, оставь его в покое! Пожалуйста, ты же не знаешь, какую боль он пережил!

— Тише, все в порядке, — сказал Гейбл Скарлет.

Я положила поднос на стол перед Гейблом и склонилась к нему — мы не были ближе с того вечера в реабилитационном центре. Моя щека почти соприкасалась с его щекой, когда я прошептала ему на ухо:

— Ты можешь одурачить Скарлет, но мы знаем друг друга слишком долго, Гейбл. Если с ней что-нибудь случится, не думай, что будешь жить. Ты же знаешь, кто моя семья и на что она способна.

— Я уж было подумал, что ты собираешься вывалить на меня лазанью, как в старые добрые времена, — иронически заметил он.

Я не ответила. Я не хотела сидеть с Гейблом и Скарлет или говорить с ними, так что, взяв поднос Чай Пинтер, вернула его на место.

— Прости, — сказала я.

— О, между Гейблом и Скарлет что-то есть? — спросила она. — Ты совсем сошла с ума?

Я пошла прочь, не ответив, и села за самый дальний от Гейбла стол. Вин сел напротив меня, достал апельсин из сумки и начал его чистить.

— Ты об этом знал?

Он пожал плечами.

— Подозревал. Мне казалось, что что-то происходит, но… я честно думал, что они будут всего лишь друзьями.

— То же говорила и Скарлет, но это вопрос принципа. Она хочет пойти с ним на вечер. Ты можешь себе представить, насколько это нелепо?

Он отломил мне дольку апельсина.

— Вечер сам по себе нелеп — костюмы, бальные платья, чаша для пунша. Не вижу причин, почему то, что Скарлет пойдет туда с Гейблом, сделает его еще более нелепым, чем он есть на самом деле.

— На чьей ты стороне?

— На твоей. Но и на их тоже, — сказал он со вздохом. — Одна из лучших черт твоей подруги — ее сострадательность. Никто во всей школе не любит Гейбла Арсли, Анни, все его бывшие друзья его покинули. Если бы мы прекратили с ним обедать, он бы обедал в одиночестве. Ты это сама знаешь. Я не могу не думать, что если Скарлет нашла у себя в сердце частичку тепла для Гейбла, кто мы такие, чтобы отговаривать ее?

— Она предала меня, Вин. Как я могу простить ее?

Он покачал головой.

— Я не знаю, что тебе сказать, Анни. По мне, так она твой самый верный друг.

Вин был потрясающе наивен для парня, чей отец был большой шишкой в политике. Папа, бывало, говорил, что человека можно считать верным до того дня, когда он предаст тебя. После этого ему уже не надо доверять.

— Думаю, все вместе мы на вечер не пойдем, — пошутил он.

— Честно говоря, не думаю, что уже созрела для такого рода шуток. И к тому же я еще не соглашалась, что пойду с тобой.

Я злилась, что он сорвал мой план первой пригласить его.

— Но ты пойдешь. Я ведь единственный друг, что остался у тебя.

Я швырнула в него долькой апельсина.

Посреди урока мистера Вейра меня вызвали в кабинет директора; я решила, что это по поводу инцидента за обедом. Или кто-то (может быть, Чай Пинтер? или Скарлет — кто знает, на что она стала способна?) донес на меня, что я бегала по столовой как сумасшедшая, или сам Гейбл доложил об угрозах, которые я прошептала ему на ухо. Оба варианта были одинаково неприятны — я никому ничего не сделала. Учитывая все обстоятельства, мне казалось, что я, наоборот, проявила редкостное самообладание.