Павел Марушкин - Дело серых зомби

Захотелось оказаться подальше от этой парочки – тем более что я, кажется, не был с ними тождественен. Вдобавок меня чертовски привлекала бетонная стена камеры – эта скучная серая поверхность при ближайшем рассмотрении оказалась настолько сложной, необычной структурой, что на какое-то время полностью поглотила мое внимание. Стоило сосредоточиться на одном из ее участков, как он словно бы разворачивался, увеличивался в размерах: малейшие неровности становились холмами и долинами, вкрапленные песчинки – сияющими кристаллами, проросшими сквозь комковатую пористую корку… Я не сразу сообразил, что вышел за пределы своего тела и сейчас лечу над таинственным ландшафтом, созерцая бесконечно меняющуюся поверхность.

– Так. Хорошо. У тебя получилось, – прозвучал где-то рядом голос Кваки. – Теперь научись управлять движением. Это просто: тебе надо лишь пожелать.

Легко сказать! Его слова, похоже, произвели совершенно обратное действие – стоило мне задуматься, а как это удается перемещаться в пространстве, движение замедлилось, а потом я и вовсе остановился. И тут ко мне пришло некое осознание собственной природы: я понял, что не имею больше ни рук, ни ног. Все мое «тело» состояло из одного лица, точнее – гротескной маски, сплетенной из множества прихотливо извивающихся линий – тех самых, что по воле юного Кваки украсили мою грудь. Лик колдуна.

Открытие это почему-то успокоило меня, даже сделало умиротворенным: словно некая часть души наконец-то обрела долгожданную оболочку. Не сразу, но довольно скоро мне удалось разобраться с передвижением в пространстве. Оно действительно зависело от моего желания – причем, если я не сосредотачивался на нем, все получалось само собой.

…Это был невероятный, фантастический полет сквозь пространства. Стены расступались. Мельчайшие трещинки превращались в каньоны и ущелья; я проваливался туда пикирующим астральным истребителем, чтобы вынырнуть уже на другой стороне, пронзал перекрытия. Вытянувшись огненной змеей, проникал в какие-то немыслимые, проросшие изумрудными и рубиновыми сталактитами отверстия – гроты, пещеры, которых просто не могло здесь быть, но, тем не менее, они были… И вдруг – словно вспышка мутного, голубоватого света впереди! Я с разгона вылетел в самый центр колоссального пустого пространства – рукотворной пещеры, лаборатории… Нет. Сборочного цеха.

Внизу, на огромной глубине (так казалось из-за странного искажения перспективы), и одновременно – очень четко, я видел длинный стол-конвейер. На нем в неподвижности застыли тела фрогов. Некоторые были разрезаны от паха до горла, словно в прозекторской. Другие не имели кожи – пособия по анатомии в натуральную величину, переплетение бледных мышц и сухожилий. Кое-где белели обнаженные кости. Крови не было совсем. Из-за этого страшное действо казалось каким-то искусственным, словно на ленте транспортера лежала не плоть, бывшая некогда живой, а искусно подкрашенные восковые муляжи. Жаль, ничего не слышно, подумал я – и тут же понял, что вполне могу воспринимать звуковые вибрации. Для этого мне требовалось всего лишь слегка перестроить восприятие… Где-то неподалеку жужжали станки, булькали жидкости в пузатых медных чанах, облачка дыма и пара с шипением вырывались из странных приспособлений.

Возле каждого тела стоял работник и что-то делал: пристально вглядываться в эти манипуляции не было никакого желания. Мне показалось, будто они заменяют части тел чем-то другим, быть может, механическими приспособлениями… Время от времени работающим у конвейера подносили странного вида узлы, сочленения – и забирали отходы в жестяных ведрах. Главной фигурой, сердцем этой адской фабрики был невысокий щупловатый фрог в синем халате, заляпанном и прожженным реактивами. На носу его сидели очки с толстыми линзами. Его функцией в творящемся действе был контроль: он прохаживался вдоль конвейера, то и дело отстраняя какого-нибудь работника, что-то поправлял или делал замеры, используя для этого странного вида инструменты.

Увидел я и конечную стадию сборочного процесса: нечто, получившееся в результате всех этих манипуляций… Существо (назвать его фрогом, или даже мертвым фрогом, не поворачивался язык) вдруг шевельнулось – и встало с конвейера, безучастно глядя перед собой. Сухощавое тело обтягивала бледная, словно выцветшая кожа; аккуратные линии швов были еле заметны. Очкастый фрог – я уже не сомневался, что это не кто иной, как мастер Ипселл, подошел к нему, придирчиво оглядел, а потом, придерживая за плечи, отвел к низенькой двери в соседнее помещение – очевидно, для продолжения манипуляций. Мне стало любопытно: снизившись на высоту человеческого роста, я заглянул в проем. Зомби как раз облачали в одежду – длинный балахон, сшитый из множества серых лент. Я успел заметить, что это на самом деле была достаточно сложная конструкция: она крепилась хитроумным образом, при помощи системы широких ремней…

Мастер Ипселл вернулся к покинутому им конвейеру. Он прошел в каких-то сантиметрах от меня, естественно, не заметив: для него, как и для прочих присутствующих, я был невидим. Этого мгновения хватило, чтобы понять: передо мной несчастный, преисполненный отчаяния фрог. О нет, внешне он выглядел вполне обычно, разве что сеточка кровяных прожилок в уголках глаз выдавала усталость и напряжение – но следом за ним тянулся этакий шлейф ощущений, своего рода психический запах, миазмы, источаемые сознанием… Я будто бы окунулся в мутный поток, несущий флюиды ужаса и душевных терзаний. Мастер Ипселл изо всех сил пытался забыться в работе, но не мог – ибо то, что он делал, и было причиной его страданий.

Я узнал все, что хотел, – очень вовремя, так как действие порции твиста подходило к концу. Меня мягко повлекло назад – сперва еле уловимо, потом все сильнее и сильнее. Воздух сгустился, я словно плыл в речном потоке, ощущая теплые струи течений. Коридоры плавучей крепости утратили всякое сходство с реальностью, казалось, это огромный кусок пемзы, источенный бесчисленными кавернами и переходами, а я – мотылек, тускло светящаяся точка, бледный огонек, пробирающийся по мрачным лабиринтам… Движение все ускорялось, изломанные тоннели слились в неразличимую серую полосу – и в какой-то момент я понял, что сижу в неподвижности, глядя на бетонную стену камеры, а чувство полета – всего-навсего головокружение. Тотчас навалились другие ощущения – усталость и боль избитого тела, жжение в груди, голод, вонь… Ох! Как, оказывается, приятно быть маленьким бесплотным разведчиком! А теперь все по новой…

– Кваки, Сержио! – хриплым шепотом окликнул я спутников, как только мир перестал вращаться перед глазами. – Этот корабль – совсем не то, чем кажется… Это плавучая фабрика зомби… Тех самых куу!