Павел Марушкин - Дело серых зомби

В его блужданиях имелась система. Обеспечение собственной безопасности не было самоцелью – всего лишь этапом миссии. Метр за метром он составлял в уме карту плавучей крепости – расположение тюремных камер и орудийных казематов, каюты и мастерские, двери и технические люки… Все чаще мучили сомнения: а верный ли путь он избрал? Но выбора больше не было. С той минуты, как череда слабых взрывов обрубила бетонные опоры, заменявшие кораблю-крепости стапель, он сделался заложником собственной идеи. Темнота была верным союзником, а время – главным врагом. Запасы терпения, казавшиеся неистощимыми, оскудевали с пугающей быстротой. Он дал себе зарок: продержаться еще трое суток, и если ситуация не изменится – взять «языка». То, что пленного после допроса придется убить, не слишком смущало: война есть война, даже если никто, кроме тебя, не знает, что она началась. Но исчезновение одного из членов команды наверняка наделает шороху: пропавшего будут искать, и кто знает… Однако уже на второй день он услыхал нечто, разом перечеркнувшее этот план.

Нашу троицу, казалось, оставили в покое – и парни с «Арлекиновой рыбы», и уголовнички. Сержио томился бездельем, Кваки часами медитировал – по крайней мере, неподвижную позу и уставленные в одну точку глаза можно было понять именно так. Я же в который раз сопоставлял факты – и не находил в собственных рассуждениях ошибки. Я все делал правильно – кроме, быть может, той злосчастной сигареты, раскуренной в виду плавучей крепости. Как-то ведь группа захвата на нас вышла – и я опасался, что виной тому была моя беспечность. Впрочем, с таким же успехом это могло быть случайностью – вполне допускаю, что они заметили нашу лодку.

Его Высочество готовил переворот – и даже имел некоторые шансы на успех своего предприятия. Наверняка все началось не сейчас, а куда раньше – быть может, еще до Трех Дней и коронации Джаги I. Почему нет? Регент был таким же препятствием на пути кронпринца к трону, как и нынешний монарх. Интересно, предложат ли мне заговорщики вступить в их ряды? Это вряд ли. У меня нет ни положения в обществе, ни влиятельных друзей – ничего такого, что могло бы их привлечь. Стало быть, они просто вытряхнут из меня всю информацию, а потом отправят на дно, примотав к ногам старый колосник… Получается, все, что у меня есть, – это слова. Можно ли соврать таким образом, чтобы расстроить их планы?

На этом месте пришлось отвлечься от размышлений. Вышедший из транса Кваки чувствительно пихнул меня под ребра. Я зашипел от боли – все-таки куу постарались на славу, и теперь мое бедное тело напоминало один сплошной синяк.

– Какого черта?!

– Тс-с! – прошептал он мне на ухо. – Надо поговорить.

Я огляделся. Большинство заключенных спали. Похоже, сейчас была ночь – хотя ориентироваться во времени мы могли только по редким обедам: иллюминаторов здесь не было, а забранная сеткой лампочка сияла под потолком круглосуточно.

– Ну? Я слушаю, – так же шепотом отозвался я.

Юный колдун протянул мне ладонь. На ней лежала крохотная, с фалангу моего большого пальца, плоская коробочка, некогда залитая по шву смолой. Сейчас она была открыта – а внутри лежало нечто вроде заостренных с одной стороны тонких рыбьих косточек.

– Что это?

– Иглы. Смазаны твистом. Одна игла – одна порция. Этого достаточно, чтобы отделить дух от тела.

– Предлагаешь покончить с собой? Я, знаешь ли, не ищу легкого выхода…

Пока, во всяком случае, добавил я про себя. Когда за дело возьмется Арриведерчи, возможно, я изменю принципам.

– Не тупи! – прошипел он. – Здесь правильная доза. Час или два ты будешь свободен.

– Да зачем мне это? – я все не мог сообразить.

– Тебя наняли отыскать мастера Ипселла. Если он тут, ты сможешь найти его.

– Ты хочешь, чтобы я искал его в собственных галлюцинациях?

Кваки долго, не мигая, смотрел на меня.

– Это ведь не просто галлюцинации, Монтескрипт. И ты это знаешь.

Я вздохнул. Чувствовать себя дураком не больно-то приятно… Пережитый психоделический опыт и впрямь нельзя было рассматривать как пустые видения. Все это укладывалось в русло определенной традиции – традиции Старой веры. Ну что ж, в конце концов, он – представитель заказчика, верно? Да и заняться здесь больше нечем…

Я хотел было поинтересоваться, где Кваки умудрился спрятать коробочку, – ведь обыскали нас весьма тщательно, но вовремя передумал. Еще ответит… Осторожно взяв иглу, я покрутил ее в пальцах. Похоже, действительно рыбья кость; не получить бы воспаление… А, пустяки. Если и помру, так не от этого.

– Что с ней делать?

– Просто воткни в запястье.

– Ладно… – я уколол себя и принялся устраиваться поудобнее – что не так уж просто, если сидишь на голом бетоне.

– Когда начнется, сконцентрируйся на своей татуировке, – подсказал юный колдун. – Теперь все будет немного иначе…

Ждать пришлось около получаса. Впрочем, я могу и ошибаться – как я уже сказал, вести отсчет времени было сложно. Первой ласточкой был свет – я вдруг обнаружил, что он сделался радужным. Сперва почти незаметно – словно легкие переливы на прозрачных крылышках насекомых, потом все насыщенней и насыщенней. Радуга стала плотной, стоило чуть наклонить голову – спектр смещался, окрашивая помещение в какие-то уж вовсе запредельные тона…

– Не гляди на свет. Сосредоточься… – голос Кваки словно был записан на граммофонную пластинку, которую то и дело из озорства останавливали. Я так и не понял, на чем надо сконцентрироваться, конец фразы получился смазанным, а мысли разбегались. Он же только что говорил… Быть может, на дыхании? Я попробовал – и тут же заметил очередную странность. Я словно бы состоял из двух отдельных людей, вложенных один в другого. Нет, даже не вложенных… Просто – занимающих один и тот же объем и действовавших до этой минуты синхронно, а теперь что-то нарушилось, и начались мелкие нестыковки. По своему желанию я мог становиться то одним из них, то другим – на выбор, и от этого перемещения тела колебались, словно были сделаны из желе. Поначалу это казалось забавным, но уже пару минут спустя начало вызывать отвращение.

Захотелось оказаться подальше от этой парочки – тем более что я, кажется, не был с ними тождественен. Вдобавок меня чертовски привлекала бетонная стена камеры – эта скучная серая поверхность при ближайшем рассмотрении оказалась настолько сложной, необычной структурой, что на какое-то время полностью поглотила мое внимание. Стоило сосредоточиться на одном из ее участков, как он словно бы разворачивался, увеличивался в размерах: малейшие неровности становились холмами и долинами, вкрапленные песчинки – сияющими кристаллами, проросшими сквозь комковатую пористую корку… Я не сразу сообразил, что вышел за пределы своего тела и сейчас лечу над таинственным ландшафтом, созерцая бесконечно меняющуюся поверхность.