Дмитрий Дашко - Щитом и мечом

Возвращаться на службу не хотелось, но комиссар вряд ли поймёт, если я не явлюсь к нему с немедленным докладом.

Решено! Еду в канцелярию!

Глава 31

Карета прокатила мимо меня, громыхая по мостовой, но я не слышал ни звука. Звуки и краски исчезли, словно в старинном чёрно-белом кино. Вот только я не сижу в полумраке зрительского зала и не смотрю шедевр братьев Люмьер. Сегодня я один из режиссёров-постановщиков происходящего.

На миг колыхнулась занавесь, чей-то лик прильнул к слюдяному окошку кареты. Я не разглядел, чей именно, но был твёрдо уверен: это Барбарела бросила на меня прощальный взор. Больше мы никогда не увидимся. Она уехала в Италию, навсегда, и какая-то частичка меня укатила вместе с ней. Расставание – маленькая смерть. Хотя… чего переживать? У неё всё будет хорошо. А я тоже как-нибудь устроюсь.

Отпущенные итальянцам двадцать четыре часа истекли. Надо отдать иезуитам должное: они сумели уложиться. Столь стремительных сборов мне прежде не доводилось наблюдать.

Карета скрылась за поворотом прямой как стрела улицы и исчезла из виду.

Снова включился звук. Я услышал разговоры людей, направляющихся к торговым рядам, шум солдатских башмаков, шелест плащей, колыхание юбок, противный крик парящих чаек, лай цепных псов, скрежет колёс, переливистый колокольный звон. Вновь увидел все пятьсот оттенков серого петербургского неба и крохотные лучики пробивающегося из-за туч солнца.

Стоявший рядом Иван хлопнул меня по плечу.

– Ты снова полон печали, братишка. Эта женщина оставила след в твоей душе?

– Я никогда не любил её, но сейчас мне почему-то грустно. Наверное, я просто устал.

– Это естественно, после всего, что ты провернул. Но у меня к тебе претензия: мог бы взять меня с собой!

– Ещё успеется, Вань! Так хотя бы все шишки на одного меня упадут.

– Ты о Карле Бироне?

– Не только, хотя со вчерашнего дня у нас появился ещё один враг. Весьма влиятельный и потому опасный.

– Забудь о нём, братец! Врагом больше, врагом меньше… Что нам теперь, с тоски помирать? Нет уж, я тебе сохнуть не позволю.

– Да я и не собираюсь. Давай прогуляемся чуток, ноги разомнём.

Иван согласился.

Мы развернулись и двинулись вдоль по набережной к серым бастионам Петропавловской крепости. А где-то вдалеке растворился в таком же сером небе адмиралтейский шпиль.

Рассекая водную гладь, проплыла галера. Вёсла гнулись, подавая судно вперёд. На палубе стоял морской офицер, внимательно всматривающийся вдаль. За рулём клубилась и пенилась струя.

Галеру обогнала быстрая прогулочная яхта. Косой парус полоскался и хлопал на ветру. Слышался заливистый смех, звенели бокалы, играла музыка: праздная компания выбралась на морской променад. Ну что ж, для здоровья и нервов полезно.

Эх, кто б позаботился о моих нервишках?! Что-то и впрямь поистрепался я.

Свежий бриз приносил запах воды, смолы и соли. Волны накатывали и разбивались о берег.

Заморосил дождь. Чтобы спрятаться от него мы шмыгнули под навес ближайшей торговой палатки. Тут уже пахло сыростью, тиной и залежалым товаром.

Приказчик с обветренным лицом раскрыл рот и сразу же закрыл, поняв, что так просто нас не выгонишь, а впечатления покупателей мы не производили.

– Будем считать, что дождь идёт на счастье, – засмеялся Иван. – Ну, чтобы твои итальянцы благополучно добрались до дома.

Он успел слегка промокнуть.

– Это не мои итальянцы, – улыбнулся я. – Свои собственные. Но от них многое зависит. Если всё сложится как надо, договор будет составлен в нашу пользу. А это, брат, здорово! Это показатель, что мы не зря едим свой хлеб с маслом.

– Давай в австерию заглянем. Коль о еде заговорил, – предложил Ваня. – Всё равно нас фон Белов на весь день отпустил. Я угощаю.

– Давай, – согласился я.

Со вчерашнего вечера у меня во рту не было ни крошки, однако голод я ощутил только сейчас.

– Тогда пошли, – произнёс Ваня, выглядывая из-под навеса. – Дождь кончился.

Барабанное постукивание по крыше палатки и впрямь прекратилось. Туча ушла.

Я перепрыгнул лужу и снова оказался на набережной.

Навстречу, громыхая цепью, прошагали колодники. Прохожие охотно подавали им милостыню. Средства, которые отводились на содержание арестантов, и без привычного воровства были столь скудны, что людям могла грозить голодная смерть.

Я почувствовал, будто кто-то пытается просверлить меня взглядом. Один из колодников смотрел в мою сторону. На секунду поймал этот взгляд, встретился глаза в глаза с пытавшимся убить меня по пути к Бирону злодеем. Не выдержав, тот опустил голову. Сразу же раздался гневный возглас солдата, охранявшего арестантов, подкреплённый ударом приклада в спину:

– Чего встал?! А ну пшёл, скотина безродная!

Колодник понуро поплёлся с остальными.

Быстро же его определили! Такую расторопность можно лишь приветствовать. Один минус: ниточки, ведущие к Карлу Бирону, не возьмётся раскручивать даже Чирков, ибо ему жизнь дорога. Если не жизнь, так карьера.

Другие встречи оказались более приятными. Знакомые, попадающиеся на пути, раскланивались, мужчины приподнимали треуголки, женщины улыбались, приседали в полупоклоне.

Странно, я ведь здесь всего ничего, но уже оброс, как барбоскин блохами, связями и знакомствами. Никогда бы не подумал, что стольких знаю в лицо.

Иван уловил перемены в моём настроении, заговорил:

– Помнишь, ты рассказывал мне про этот… как там его… комитет по безопасности…

– КГБ? Комитет государственной безопасности?

– Он самый. Ты ещё говорил, что у них был символ: щит и меч.

Я кивнул.

– Ну, помню. Красивый герб, кстати.

Предок улыбнулся:

– Что есть, то есть. Мне тоже в память взрезалось. Я тут на полях одного протокола случайно нарисовал этот самый щит и меч. А бумага, представляешь, самому Ушакову на глаза попала.

– И что? – напрягся я, представляя реакцию Ушакова.

От него могло влететь за обычную кляксу! Самому прилетало, ибо я до сих пор неважнецки управлялся пером и чернилами, сказывалось отсутствие практики и привычка писать шариковыми ручками. Но откуда здесь взяться технологиям будущего!

– Да то, что он вызвал меня. Нет, не для разноса, как ты думаешь, – торжествующе выпалил Иван. – Ему очень понравилось моё объяснение, что мы, СМЕРШ, всё равно, что щит и карающий меч на защите отечества и её величества государыни-императрицы. Ушаков сказал, что даст перерисовать мои почеркушки придворному художнику, дабы тот облагородил сей образ с присущим талантом.

– Это ещё зачем? – удивился я.

– А ты не понял? Ушаков собирается представить прожект герба для СМЕРШ императрице. Если она проявит благосклонность, то мы станем щитом и мечом государственным.