Божественный и страшный аромат (ЛП) - Курвиц Роберт

— Непонятно?! — выкрикивает он и делает глоток. — Я принес вам музыку сфер, а вам — непонятно?! Сами вы непонятные, скоты!

Перед ним, по ту сторону огромного мрачного мира, встает солнце. Это зрелище потрясает. Снопы холодных светло-серых лучей расходятся в стороны, будто корона. Солнце восходит сквозь Серость. Граф воздевает руки к небу; его захлестывает ни с чем не сравнимый звук времени. Он громче ветра, громче, чем треск сталкивающихся льдин. Брызгая слюной, граф поет свою любимую каденцию. Он сочинил ее сам. И голос Серости впереди звучит как аплодисменты, стоячие овации, топот десятков тысяч ног, свист и оглушительный грохот фейерверков, атом, который однажды взорвется в Ревашоле. Если и есть в мире что-то прекраснее написанной им музыки — это аплодисменты.

— Я знаменит! — кричит граф во весь голос. Я самый знаменитый музыкант всех времен! Все другие музыканты — ничто по сравнению со мной! Кто их знает?! Никто! А меня знают все!

Он допивает спирт и разбивает бутылку о палубу.

— Меня любят миллионы! — вопит он, в бреду простирая руку к Серости. — Миллионы и миллиарды, сотни тысяч миллиардов юных и влюбленных девушек любят меня и мою додекафоническую музыку! Любовь — это всё! Любовь — это свет! Свет — и больше ничего!

ПРИЛОЖЕНИЕ

Роберт Курвиц. МАТУШКА ХАНА

Предположительно — часть 11 главы, не вошедшая в окончательный вариант книги.

Источник: архив zaum.ee.

— Пожалуйста… — из-под очков Хана текут слезы. — Скажи, кто ты…

— Ты знаешь, кто я. — У вибрации детский голос, и он говорит ужасные вещи. Хан дрожит, забившись в угол коридора с трубкой в руке.

— Это не ты, это не ты, — кричит он. Наяву, его тело сотрясается от того, что происходит в его уме. Хан просыпается в слезах у себя в постели. В ухе гудит, явь кажется продолжением сна, только макет дирижабля снова в витрине, Надя больше не улыбается, а у Гон-Цзы в руке компас.

Пять минут спустя Алия Хан просыпается от грохота посуды на кухне. Она шарит рукой в изголовье кровати; загорается ночник с бахромой. Одетая в ночную рубашку женщина идет на кухню. Там, в темноте, спиной к двери, всхлипывает ее тридцатидвухлетний сын. Полный мужчина моет свою кофейную чашку, его спина вздрагивает.

Хан не отвечает, чашка падает в раковину, ручка откалывается.

— Сядь, я сама помою. — Мать отводит его к столу. — Сделать тебе чаю?

— Кофе. — Хан вытирает щеки. — Лучше кофе.

Старая женщина включает свет; в мойке шумит вода, мать моет любимую кружку сына — ту, на которой змеится между дюн последний путь Рамута Карзая. Потом она ставит на огонь чайник и садится рядом с Ханом.

— Я просил… — говорит он сквозь всхлипы, — …просил ее сказать, где они, но она не ответила.

— Кто — она?

— Молин. — Хан сглатывает. — Она звонила мне, и остальные тоже были там. Они говорили, чтобы я оставил их в покое. Что я их мучаю.

В кухне становится тихо. Чайник на плите начинает свистеть. Мать Хана встает из-за стола и ищет в шкафчике кофе.

— Ты ведь понимаешь, что это значит?

— У остальных всё получится. Но только не у меня…

— Нет, дорогой. — Алия ставит перед сыном кружку с кофе. — Это ты сам так себе говоришь. Ты сам знаешь, что тебе нужно делать. Тебе нужно не гоняться за этим вашим Зиги, не ездить по некромантам, а найти работу.

— Но у меня есть работа! — Хан отхлебывает из кружки. — Я ведущий специалист в своей области, я же тебе говорил!

— Может и так, но это ведь несерьезно! Я про настоящую работу. Если будешь сам о себе заботиться, то и девушки появятся. У меня есть одна идея, вот послушай! Утром ты пойдешь на биржу труда…

— Мам, ну я же сказал!

— Сперва дослушай! Прямо с утра ты пойдешь туда, попросишь о переподготовке и запишешься куда-нибудь! В конце концов, это бесплатно. Вот увидишь, у тебя сразу прибавится уверенности. Составишь себе расписание…

— Конечно, — мрачно усмехается Хан, — расписание…

—…а в пятницу встретишься с одной девушкой. Не упрямься, она очень милая. Агне очень приятная женщина, не думаю, что ее дочь тебя съест.

— Чья дочь?

— Ты меня совсем не слушаешь? Я тебе уже месяц говорю, что у моей сослуживицы дочь твоего возраста, и тоже одинокая. Она ужасно хочет с тобой познакомиться! Ты наденешь приличный костюм и рубашку и сводишь ее куда-нибудь поужинать.

Хан обхватывает голову руками:

— Ну и куда я ее свожу, мама… Поесть самсы в «Кебаб Абу-Бабу»? Или куда там меня отправят на переподготовку?

— Знаешь, что мы сделаем? Я дам тебе денег на расходы. Авансом. Ты сходишь на биржу труда, а сразу после этого забронируешь столик — в «Телефункене»! — Хитро улыбаясь, мать Хана ждет ответа.

Хан поднимает голову и вытирает нос платком.

— И как я, по-твоему, смогу это сделать?

Мать раскрывает перед ним газету:

— По знакомству.

Роберт Курвиц. ИСПРАВЛЕНИЕ

Опубликовано в блоге Мартина Луиги, с его предисловием.

Источник: medium.com.

«Роберт написал это в 2014 году на эстонском языке. Еще раньше, до 2007 года, когда он начал писать "Sacred and Terrible Air", его посетила идея рассказать историю Элизиума в трех книгах, названных по именам главных героев — Милтон, Дистер, Даллас; Даллас позже превратился в Даллаша. Большая часть материалов для создания Элизиума вначале выглядит как "список интересных идей", словесный набросок, своего рода матрица. Недоступность мира для понимания с первого взгляда всегда была центральным элементом проекта, и это, конечно, напоминает о том, что и наш собственный мир невозможно понять сразу: приходится упрощать огромные объемы данных, они могут постоянно дополняться, может потребоваться сменить угол зрения, может понадобиться вписать в картину мира какую-то новую информацию — говоря вкратце, Роберту хотелось бы, чтобы мы рассматривали этот мир тем способом, который считает продуктивным он сам. И это поэтический дискурс, поскольку центральное место в нем занимают эмоции, а человеческие эмоции определенно следует уважать и относиться к ним внимательно — из-за того, какую силу они собой представляют, как в хороших делах, так и в дурных».

«РЕЙКСЛИВЕТ» НАРУШИЛА ЖУРНАЛИСТСКУЮ ЭТИКУ, ОПУБЛИКОВАВ ЭТИ ИМЕНА

Члены группировки «Дистер» согласно «Рейксливет», 03.07.69

Мариус Дейстерс, известный как Дистер (гражданин Оранье, из семьи дипломатов (в т. ч. чрезвычайного и полномочного посла Оранье в Ильмараа); четыре опубликованных «сводных текста», состоящих по большей части из расшифровок)

Э. Август Лейкон (гражданин Веспера, ближайший друг Дистера, называет себя дистерианцем; отец — аналитик систем AMG)

Руперт Трепкос (гражданин Оранье, доктор филологических наук, докторант в области системологии, политический активист)

Филип ван Меринг (наследный принц Филипп Оранский, старший сын короля Филиппа Четвертого и Марии-Шагал)

Тео Ван Кок (гражданин Оранье, диск-жокей, самый младший член группировки; 4 альбома и более 200 совместных проектов, Гран-при журнала «Диск-Жокей» 68 года, в Деоре выдвинут в качестве нового Светоча полумиллионом голосов)

Псара, настоящее имя Петер-Нильс Сара (гражданин Оранье, орнитолог и литературный критик)

Поль Мессье (гражданин Ля Кле, предприниматель, поэт, член группировки «Мессье-Визаг»; «Враг прессы-58» («Тромп дю Монд»), «Враг прессы-67» («Рейксливет»), «Худший человек года-67» («Тромп дю Монд»))