Сергей Фомичев - Ренегат

На улице Восстания зарываюсь в аэрофлотовские списки. Пусто. Ни одной знакомой фамилии.

Романов с летёхами возвращается из рейда по подпольным антикварам. Уставшие, злые. Сидим, молчим. Натыкаюсь взглядом на конверт из Египта. Беру, рассматриваю штампы.

— А вы молодец, — говорю Романову. — Даты разобрали.

…

— А вот почтовое отделение упустили. Соняшников в Химках живёт, а здесь центр Москвы.

— Чёрт! — вскакивает Романов.

Один из «пап карлов» хватает справочник и через минуту всё выясняется.

— Институт Археологии Востока.

Я беру пиджак и направляюсь к двери.

— В институт?

— В Нукус.

Прошлый шашлык благополучно переварился. Но рейс поздний и шашлычная закрыта. Автобусов тоже не видно. Беру частника.

— Куда?

— Курган Старца.

— Полтинник.

— Тридцатник, — возражаю я.

— Сорок, — уступает мужик. — Ночь скоро. За меньше не повезу. Пешком иди.

— За сорок в оба конца.

— А ждать сколько?

— Час не больше. Потом обратно. Успеешь ещё кого-нибудь подцепить.

Мужик мнётся.

— Ладно, поехали.

На входе в усыпальницу решётка. Из саманного домика на шум выходит аксакал с карабином.

— Здорово, отец! — показываю корочки.

— Здаров начальник!

— Приезжал сюда кто-то из этих? — протягиваю пачку фотографий.

Он подсвечивает фонарём и отбирает.

— Этот был. Этот был. Этот был. Эта была.

Старый дурак отобрал всех. И на всех показал, что были. Не догадался я парочку левых портретов в колоду замешать. А так… Жаль. Зря съездил.

— А сменщик у тебя есть?

— Нет, один сторожу. Каждую ночь. Только когда учёные работают, тогда в сторожке сплю.

— И давно все они были? — спрашиваю на всякий случай, уже косясь в сторону «Жигулей».

— Кто как, — отвечает аксакал. — Этот вот (показывает Мохолапова) самым первым появился. Восемь лет назад. Весной, когда газик колесом провалился, и дыру в кургане обнаружили. Я с тех пор и сторожу.

А летом эти понаехали (Соняшников, Даниленко, Васильева, Буртин, Каневский). Эпидиция. Каждое лето кто-то из них приезжал. Чаще молодые.

— И ты, что же, всех помнишь, кто, когда был?

— Да. Всех помню.

— А последним, кто был?

— Молодой. Этот, — показывает на Соняшникова. — Как раз неделю назад.

— Один?

— Один. Взял с вечера ключ и ушёл работать. А я спать.

— Ключ он вернул?

— Нет. Добрый человек не захотел будить. Всё запер и под дверь мне ключ сунул.

Всё-таки пусто. Надежда, что злодей засветился здесь до Соняшникова или после него, растаяла. Видимо, преступник подождал, пока учёный получит ключ, и только тогда проник следом. Ну а там, обезумивший археолог убежал в пустыню. А преступник спокойно всё запер и сунул ключ под дверь. Никаких свидетелей, никаких следов.

— В город поехали, — говорю водителю.

— Как скажешь, начальник.

Всю ночь и весь следующий день брожу по гостиницам, вокзалам, сую карточки в нос служащим и сотрудникам милиции. Пусто. Никто никого не признал. Пора улетать.

Настроение никакое. Да ещё место в ветхом Ан-24 досталось напротив пропеллера. Очень мне не по себе, когда винт перед носом раскручивается.

Летим.

Стюардесса разносит лимонад и карамельки. Открываю столик, чтобы поставить чашечку и чуть не выливаю на себя липкое пойло.

На столике…

Честно говоря, не помню, что там было нацарапано. Кто кого любит, кто дурак, или дембель какого-то года. Вот ведь, как корова языком слизала из хвалёной моей памяти.

Факты построились как кусочки мяса на шампуре. Возникшая мысль… нет, не мысль — озарение… смущает. Потому что даёт ответ вовсе не на ту задачу, что стоит перед следствием.

Из аэропорта звоню шефу с просьбой посодействовать. Рассказываю о догадке.

— Мы занимаемся мистикой, а не мистификацией. Чуешь разницу?

Молчу.

— Ладно, будет тебе машина. И пограничников предупрежу.

Шеф явно благоволит ко мне. А может, и его достало заниматься чертовщиной.

Шереметьево-2. С олимпиады прошло всего ничего, а половина лампочек уже не работает. На первом этаже полумрак. На втором посадка на рейс в Анкару. К моему приезду ребята вывернули Мохолапова наизнанку. Но золота не нашли.

Увидев меня, он понимает причины шмона.

— Я арестован?

— Пока задержаны.

Спускаемся. Садимся в чёрную «Волгу». Уже на трассе, возле кафе, прошу водителя остановиться.

— Можете потратить немного денег, — предлагаю Мохолапову.

Он не спорит. Заказывает шашлык. Жилисто-жирный. Никакого сравнения с каракалпакским. Ест и слушает.

— Мне пришло в голову, что все находки байбарского письма сделаны при вашем с Соняшниковым участии. Сперва как студентов, затем аспирантов, наконец, сотрудников института. Все остальные менялись, и только вы двое оказывались неизменно рядом с находками. И заметьте, они прекратились с закрытием темы.

А ваша научное ренегатство и всегдашняя любовь к розыгрышам, как раз и подтолкнули меня на верную мысль. Тем более что вы часто появлялись на раскопках прежде других — готовили хозяйственную часть.

— Не пойму, к чему вы клоните… — отрывается от шашлыка Мохолапов.

— Вы испортили дурацкими каракулями предметы, имеющие историческую и культурную ценность. В количестве четырнадцати наименований. Да ещё две надписи на стенах. Это уголовная статья. Вандализм.

Мохолапов на миг бледнеет. Затем улыбается.

— Профессор Даниленко за такое убил бы. А у вас всего-навсего вандализм. Но, следуя вашей логике, это мог сделать и Андрюха.

— Не мог. Иначе его не удалось бы провести с подложным текстом. Бедняга искренне верил, что близок к разгадке великой тайны.

— Сдаюсь, — улыбается Мохолапов. — Розыгрыш имел место. Не поверите, за пару часов шифр разработал, ну и набил во время практики. Не думал, что поверит кто. Просто пошутить хотел над снобами этими. А они повелись. Я через год ещё раз такую же штуку устроил. Опять все поверили. Ну и втянулся. Вроде как игра такая…

Мохолапов вынимает изо рта жилистый комок и кладёт на салфетку.

— А теперь скажите. Ваши рассуждения касаются только мистификации. Вы же не хотите обвинить меня в краже из института?

— Вы и не совершали кражи. Вы ограбили Соняшникова, а это совсем другая статья. Впрочем, если вернёте золото и согласитесь сотрудничать со следствием, можете сойтись и на мошенничестве.

Игорёк улыбается.

— Могу предположить, как всё вышло… — предлагаю я.

Молчание.