Анатомический театр - Елена Чаусова
Но это позже, сейчас ему предстояло выяснить, кем все-таки покойный был при жизни: человеком или нет. Эти сведения, безусловно, были безмерно нужны и капитану Фаркашу, который там, в коридоре, продолжал старательно делать вид, что его не интересуют штучки и дрючки. От того, чье именно тело оказалось в Академии, зависело, в какую именно глубину задницы угодил Надзор: небольшую, или выдающуюся, как горное ущелье. Потому что, как несложно догадаться, нечеловеку и тело полагалось нечеловеческое. Что не всегда можно было заметить сразу, что часто можно было списать на встречающиеся у людей аномалии развития. И, судя по всему, ничего сенсанционного в трупах покамест не обнаружили, иначе он бы уже знал. Но, тем не менее, какой-нибудь достаточно внимательный студент, а тем более преподаватель, могли в любой момент вдруг заподозрить, что лежащее у них на прозекторском столе тело человеку не принадлежит. Если же покойный был всего лишь подпактным колдуном, головной боли Надзору он мог и вовсе не причинить. Опасность разглашения возникла бы только в том случае, если бы призрак, помимо способности трясти шкафы и поджигать столы, обзавелся еще и способностью говорить вслух — что было куда сложнее; если бы при этом в «тени» сохранилась память о каких-либо подпактных знаниях и если бы «тень» умудрилась их кому-нибудь ляпнуть.
Словом, сведения, которые собирался добыть Кайлен, представляли для Надзора живейший интерес. Кайлену же некоторые подробности биографии покойного были нужны для того, чтобы выяснить его настоящее имя и место его погребения, в которую все расчлененные части трупа предстояло вернуть для его дальнейшего благополучного упокоения. Потому что, разумеется, нелегально добытое тело не фигурировало в Академии под своим настоящим именем. Скорее всего, оно вовсе ни под каким именем здесь не фигурировало. А искать похитителей трупов представлялось куда более затратным делом, чем наведаться в Надзор и в обмен на ценные сведения о том, кем был покойный, узнать, где находится его разоренная могила.
Эти размышления тоже помогали настроиться на нужный лад: Кайлен сейчас ощущал нить, держащую призрака, так ясно, будто она была материально осязаемой, четко ощущал его далекое присутствие — и мог его призвать. Он открыл глаза, достал из кармана бритву, быстро раскрыл ее привычным движением и полоснул себе лезвием по ладони. В этом народные румельские легенды были правы: любая подобная нежить, созданная «тенью», была упырем. Нечто, лишь отдаленно напоминающее прежнее живое существо, жаждало во что бы то ни стало продлить свою не-жизнь, а для этого — вытянуть силы из живого. Или просто сожрать его. И сейчас призрак должен был явиться, почуяв вытекающую из Кайлена с кровью жизненную силу.
Несколько густых капель крови из пореза упали на пол. Пламя свечи задрожало, хотя сквозняка в прозекторской не было. Потом разом выросло втрое и взметнулось вверх. Потом угасло, едва теплясь. А потом на Кайлена метнулось темное пятно, видимое только тем, другим зрением, и со всей силы ударило в круг. И еще раз. И еще раз. Пламя свечи доставало сейчас ему, сидящему на полу, до подбородка, хотя там нечему было так ярко гореть. Призрак метался, врезаясь в невидимую стену то с одной, то с другой стороны — и разглядеть его так было совершенно невозможно.
Кайлен глубоко вздохнул и, вытянув порезанную руку вперед, выставил ее за пределы круга. Ему в запястье тут же впились почти невидимые пальцы. Он со всей силы дернул назад — и обнаружил, что, помимо пореза, на руке теперь красуется еще и пара багровых синяков. Оставили их, однако, вполне человеческие пальцы, и даже без когтей.
— Значит, колдун. Или ведьма, — кивнул Кайлен. Выяснять, был покойный мужчиной или женщиной, таким же способом он совершенно не горел желанием. У Лукача и в Надзоре разузнает оставшиеся подробности.
Оставалось последнее: выгнать беспокойную сущность отсюда подальше. Кайлен порылся в саквояже, достал оттуда небольшой пучок сушеных трав, перемотанный грубой красной ниткой, и поджег его от все еще неправдоподобно огромного пламени. Заструился дым. Призрак взвыл, неслышимо для обычных ушей, но так громко, что мурашки по всему телу пробежали, и метнулся прочь из прозекторской. Пламя свечи дернулось и резко погасло. Кайлен вздохнул, неторопливо зажег ее снова, окурил дымом все вокруг, затушил дымящие травы, достал из жилетного кармана часы, заметил время и уставился на свечу. Пламя горело ровно, не дергалось, Кайлен ждал, изредка поглядывая на часы. Ровно через семь минут он погасил и свечу тоже, сложил все в саквояж и вышел из круга.
Семь — волшебное число. А также три, четыре, девять, двенадцать и некоторые другие. Какое именно из волшебных чисел подойдет в каждом конкретном случае — было частью того самого настоящего знания, не имеющего отношения к неправдоподобно сложным ритуалам. И от правильного выбора числа иногда могла зависеть жизнь. Вот как сейчас, например.
Глава 7
— Три тела, два мужчины и одна женщина, — отчитался профессор Лукач о результатах своих изысканий в картотеке морга.
— И каким именно образом каждый из них сюда попал? — немедля поинтересовался Кайлен.
— Что вы имеете в виду?.. — профессор тщательно состроил на лице недоумение.
— Я имею в виду, что Академия нелегально покупает трупы у похитителей тел, — твердо отчеканил Кайлен. — И это единственная причина, по которой могло возникнуть то вопиющее недоразумение, с которым мы с вами здесь имеем дело: потревоженное захоронение, нарушенный покой усопшего. Кого из троих вам продали нелегально?
Профессор пожевал правый ус, поерзал в кресле и наконец выпалил:
— Мужчину номер два, с изъятым сердцем. Но ведь…
— …вы у них десятки трупов покупали и ни с одним ничего подобного не случалось. И вам очень повезло, профессор, что подобное произошло впервые. Могло и раньше, могло и неоднократно. Церковь не зря настаивает на должных обрядах похорон, уверяю вас. Я бы вам в принципе рекомендовал использовать только тела тех, кто при жизни добровольно завещал их на благо науки. Ото всяких висельников, которых власти готовы вам отдавать по закону, тоже можно ожидать неприятностей. Не всегда, не ото всех… но это действительно просто вопрос везения. Раньше вам везло, а теперь перестало. И я бы на вашем месте не стал испытывать удачу снова.
Франц сидел
