Цена возвращения - Алексей Иванович Гришин
Ах, она в опале? Ну так до Парижа далеко и просто невозможно представить, чтобы его величество изволил прогневаться по такому пустяку. Тем более, что, хотя Галлией и правит сюзерен, но правило «вассал моего вассала — не мой вассал» еще никто не отменил.
Потому каждый дворянин Амьена желал остаться в памяти молодой графини, как лучшее воспоминание о родине. И неважно, делалось ли это от чистого сердца или в расчете на будущую благосклонность ее отца. Впрочем, кто сказал, что одно противоречит другому?
А маленькая Иветта? О, за эту юную графиню можно было не беспокоиться! Ее взяла под свою опеку сама Зухра, обрушив на малышку всю мощь самой трогательной заботы.
Знойная красавица, к величайшему удовольствию прислуги, полностью забросила дворцовое хозяйство, целыми днями играла с девочкой, рассказывала непривычные, но безумно интересные сказки, привезенные еще с той, давно покинутой родины. И, разумеется, гуляла. По дворцу, по городу, иногда выезжая в пригород, но тут уж в сопровождении охраны. Не от разбойников, боже упаси. Об этой напасти в Амьене год как слыхом не слыхивали. Просто так всем было спокойнее.
Так что вечером у девочки едва оставались силы на ужин. А уж засыпала она едва выйдя из-за стола, поэтому в кровать ее приходилось нести на руках.
Четвертый день пребывания молодой графини в Амьене веселая компания решила посвятить спорту — молодым дворянам не терпелось поразить дам своим искусством игры в мяч, напоминавшую знакомый виконту де Камбре по прошлой жизни большой теннис.
На самой окраине города близ местного аббатства, известного на всю страну строгостью своего устава, добрые монахи построили лучший в Пиккардии спортивный зал. Местный аббат, державший чад божиих в поистине ежовых рукавицах, все же считал вполне пристойным для слуг Спасителя сразиться на арене в эту простонародную игру, которая, однако, пришлась по вкусу не только людям благородным, но и, по непроверенным, но упорным слухам, самому королю Галлии.
В этот день зал был отдан в полное распоряжение господ, что позволило, может быть впервые за всю историю аббатства, войти в него женщинам. Галантные кавалеры, словно львы, метались по площадке, не забывая, однако, почаще принимать элегантные, или скорее картинные, позы, желая сорвать аплодисменты с нежных ручек очаровательных дам.
Те же, не имея возможности самим выйти на корт, но захваченные спортивным зрелищем, начали делать ставки на игроков, так что пара монахов, отряженных для обслуживания гостей, демонстративно сплюнули и покинули это сборище грешников, лишь по чьей-то ошибке называвшихся последователями Спасителя.
Впрочем, на их уход особо никто и не обратил внимания. Да что там, сама графиня, раскрасневшаяся от азарта, поднимала и поднимала ставки на некоего юношу, выигрывавшего одну партию за другой. Ну до упреков ли святош тут было, в самом-то деле!
Мяч летал над сеткой с такой скоростью, что зрители едва могли за ним уследить. Как игроки умудрялись не просто отбивать, но направлять его точно и сильно в неудобную для противника часть площадки, вообще невозможно было понять. Магия? Ничего подобного, ее дворяне заметили бы сразу.
Только мастерство, безупречная координация, хладнокровие и точный расчет. Тяжелые тренировки и отмеренный природой талант.
Вот фаворит в каком-то невозможном прыжке дотянулся ракеткой до снаряда и переправил его в дальний угол. Туда, где противник уже никак не мог его перехватить. Все! Партия практически выиграна! Остался последний розыгрыш, но, собственно, всем уже все ясно и без пяти минут… да какой там — без пяти секунд победитель поворачивается к зрителям, галантно раскланивается. И не видит, как соперник подает. Пущенный пусть и не столь умелой, но сильной и верной рукой тряпичный мяч с зашитым в нем камнем летит со скоростью пули и попадает фавориту прямо в голову, рассекая кожу на лбу.
Глухой удар и молодой человек падает на песок арены, зажимая рану и обливаясь кровью.
Все вокруг растерянно замерли и лишь графиня, совершенно не по-женски перепрыгнув через ограждение, подбежала к несчастному и приложила в его голове лечащий амулет. Некую пикантность этой сцене добавило то, что заговоренный камень был извлечен из декольте. То ли заключенная в амулете магия, то ли еще сохранившийся на нем запах разгоряченного женского тела почти мгновенно излечили несчастного. Во всяком случае на разочарованном лице соперника откровенно читалось желание поменяться местами с пострадавшим.
Тут же компания дружно решила, что произошедшее — знак свыше, однозначно указывающий на необходимость сделать перерыв в спортивных экзерцициях и отдать должное вину и закускам. А те уже были разложены проворными слугами под навесом на живописном склоне холма, с которого можно любоваться на причудливый изгиб покрытого льдом Авра, разрезающего долину, отделяя изумрудные поля озимых от густого леса, мрачного даже в лучах яркого январского солнца.
Молодые люди удобно расположились на кое-как сколоченных из грубо струганных досок лавках, начисто игнорируя опасность испачкать дорогую, специально для этой встречи надетую одежду. Вино разлили по бокалам, и пострадавший на правах спасенного провозгласил первый тост. Разумеется, в честь прекрасной спасительницы.
В иной ситуации дамы недовольно поморщились бы, но сейчас, когда всем известно, что графиня уедет из этих мест уже через три дня и навсегда, а с ее отцом надо поддерживать самые лучшие отношения, ревность была задавлена на корню. Так что улыбки всех присутствующих были вполне искренними.
Вот только выпить было не суждено.
На поляну верхом на кауром жеребце влетел граф Филипп.
— Адель, Иветту похитили!
Дамы дружно, словно по команде, ахнули. Кавалеры вскочили, кто был при шпагах — схватились за эфесы, остальные сжали кулаки… и все замерли. Надо куда-то бежать, что-то делать, но куда и что?
И лишь графиня неспешно поднялась, совершенно спокойно, как всем показалось, подошла к брату.
— Как это произошло?
— Зухра вывела ее из дворца на прогулку. Прямо на ратушной площади налетели всадники. Зухру зарубили, девочку схватили и увезли, никто даже не успел ничего понять.
— Ясно.
Она неторопливо подошла к коновязи, отвязала первого попавшегося под руку скакуна.
— Господа, я вынуждена вас покинуть.
И вскочив в мужское седло, начисто проигнорировав нелепо задравшееся платье, оголившее стройные ноги, так ударила лошадь пятками по бокам, что та сразу ушла в галоп. Филипп едва успел догнать сестру.
Они буквально влетели на площадь. Графиня, резко осадив лошадь, ловко спрыгнула на землю, немного запуталась в длинном платье, но устояла. Подошла к стоявшим в стороне отцу и
