Цена возвращения - Алексей Иванович Гришин
Некогда, лет эдак тридцать назад, граф, который еще не стал владетельным, отправился в Магриб, чтобы купить себе рабыню. Подобный шопинг, доступный лишь избранным мажорам Европы, престижен и, что греха таить, приятен во всех отношениях. По дороге юношескими мечтами богатенького молодца уже завладела некая обворожительная одалиска самых соблазнительных форм в самой соблазнительной позе, случайно подсмотренная на одной из картин в спальне родителей. Лишившая будущего рабовладельца сна в предвкушении неземных удовольствий.
До того момента, пока юноша не оказался на невольничьем рынке Туниса.
И тут случилось неожиданное.
Приятели по экзотическому путешествию уже во всю торговались за приглянувшийся товар, придирчиво оценивая округлости и конечности обнаженного движимого имущества, а юный граф де Бомон не мог отвести взор от глаз девушек. Где, казалось, навеки поселились отчаяние и ужас. С каким страхом они смотрели на будущих хозяев, как вздрагивали от взмахов кнута надсмотрщика, который не бил — зачем портить товар? — хватало и щелчков.
Сладкие фантазии? Они исчезли без следа. Осталась лишь растерянность и… жалость? Сострадание? Или что-то еще, недостойное дворянина, разумеется. Но оно было, и с этим ничего нельзя было поделать.
Вот бич торговца взвился в очередной раз и вдруг опустился на тело одной из рабынь, пожалуй, слишком крепкого для одалиски сложения, оставив после себя кровавую полосу на смуглой спине. Остальные взвизгнули, бросились к краям помоста, но под грозными взглядами надсмотрщиков вовремя остановились.
А получившая удар девушка даже не пошевелилась. Лишь бросила на своего мучителя недопустимый здесь презрительный взгляд.
Тот ответил взглядом, полным ненависти. Но, как деловой человек, все же предпринял еще одну попытку сбыть некондиционный товар. Может быть, последнюю.
— Обратите внимание на эту необъезженную кобылку, господа! Дочь воеводы с предгорий Арарата! Женщины из тех краев славятся темпераментом и искусностью в любви! Поверьте, тот, кто сумеет ее укротить, получит незабываемые впечатления!
Несмотря на профессионально бодрый тон работорговца, его исказившееся лицо и побелевшие на рукояти кнута костяшки кулаков ясно показывали, что, если прямо сейчас не найдется покупатель, участь рабыни будет ужасной. Скорее всего, ее забьют до смерти, на страх остальным экземплярам.
Тогда-то и была совершена сделка — галлийский граф купил себе рабыню.
Когда корабль шел назад, гул парусов, скрип вантов и ругань боцмана заглушались доносящимися из кают благородных отпрысков криками, мольбами и стонами. В этом громком хоре было великое разнообразие тональностей и обертонов. Не было одного — любви.
И лишь из каюты графа де Бомона не доносилось ни звука. О чем говорили молодые люди, что между ними происходило — навеки осталось тайной.
Известно лишь, что по возвращении в замок рабыне была выделена отдельная комната, порога которой впоследствии не переступил ни один мужчина. Кроме некоего сержанта внутренней стражи. Этот статный, широкоплечий красавец, на которого заглядывались многие невесты Амьена, однажды вошел в покои Зухры… и все последующие ночи проводил только там. Много раз предлагал… просил… умолял выйти за него замуж, и всякий раз получал отказ. Мол, рабыне, пусть, как и он, последовательнице Спасителя, не пристало иметь мужа. А четверо детей? Так они, во-первых, любимые, во-вторых, вольные, как и положено родившимся в великой Галлии. А, в-третьих, имеют не только маму, но и папу. Сам отец Симон это подтвердил! Или ты с ним поспорить хочешь, дорогой?
Вначале управляющий замка приставил женщину к уборке, потом… никто как-то и не заметил, как рабыня забрала в свои крепкие смуглые ручки все хозяйство, став непререкаемым авторитетом для слуг. Независимо от должности… да, в общем-то, и от статуса. Во всяком случае, сам господин управляющий, между прочим — шевалье, даже не пытался отдавать приказы. Лишь советовался, максимум — просил.
Единственным человеком, чей авторитет Зухра признавала безоговорочно, был граф. Став графом владетельным, он оформил документы на освобождение рабыни, но попытавшись сообщить ей «радостное известие», впервые увидел в ее глазах слезы. И вовсе не радости. Пришлось срочно уверять несчастную, что пошутил неудачно, что и мысли никогда не держал о таком безобразии. Мол, надо же такое придумать, рабыне дать вольную.
С тех давних уже пор подготовка всех самых главных мероприятий в амьенском замке ложилась на крепкие плечи — бывшей? да какая, собственно, разница! — рабыни.
Но вот этот день был особенным даже для нее. Шутка ли — ожидался приезд дочери графа, да еще и с внучкой. Пока единственной и всеми любимой.
Так уж сложилось, что в Париже мадам де Ворг графиня де Бомон, устав от провинциальной тоски, с упоением бросилась в яркий и азартный мир светской жизни и дворцовых интриг. Потому редко гостила у отца, и всегда приезжала внезапно, не давая возможности слугам достойно подготовиться к встрече.
Однако в этот раз предупредила заранее и о дате визита и о сроке. Ровно неделю сможет она пробыть в кругу семьи, после чего, согласно монаршей воле, ей следует покинуть Галлию до того момента, когда его величество изволит сменить гнев на милость. То есть, видимо, навсегда.
Так что готовились к этому приезду с особенным тщанием, чтобы хоть воспоминание о нем надолго осталось в душе.
Даже младший граф Филипп вырвался с воинской службы, чтобы повидаться, а может статься, и проститься с сестрой. Лейтенант разведки Пикардийского корпуса ужом извернулся, но все же убедил начальство предоставить отпуск в самый разгар зимних учений. Или командир корпуса, старинный приятель владетельного графа, позволил себя убедить? Какая разница? Главное, что сейчас вся семья собралась в ожидании.
Каждый нашел себе важное занятие. Кто-то читал давно прочитанные письма, кто-то разбирался с давным-давно разобранными документами. Главное — все господа были при деле. Как иначе — слуги ни на мгновение не должны усомниться в их спокойствии, абсолютной отстраненности от простых человеческих слабостей.
В конце концов графы не выдержали, не сговариваясь вышли во двор и стали обсуждать какой-то, по-видимому, очень важный вопрос прямо посреди дворцовой площади. Почему не в кабинете? Ну, это-то уж точно их право. Может, прохладно там, а может наоборот, захотелось проветриться на ледяном, безжалостно обжигающем январском ветру.
Вот, наконец, с улицы донеслось цоканье копыт и стук колес по мощенной булыжником мостовой. Сердца сжались, но никто из господ даже не повернул головы.
Лишь когда подбежал охранник и, вытянувшись в струнку, доложил о прибытии ее сиятельства графини де Бомон (фамилию по мужу солдат и не подумал назвать) владетельный граф изволил отвлечься:
— Открывайте ворота.
И степенно пошел к центру площадки, с расчетливой
