Веридикт - Лета Ли
Меральда громко выдохнула. Горячий воздух со свистом царапнул пальцы, всё ещё зажимающие ей рот. Она едва не повторила ошибку тринадцатилетней давности, несправедливо обвинив Бравиати в хладнокровной расправе под видом лечения. История циклична и состоит из шаблонов, которые нужно правильно приложить к действительности. Разве прилежная ученица Каллепс взвалила бы вину на лекаря, будь Галиард Первый честен с гражданами королевства? Вместо этого он исковеркал хроники и стёр архивы, только бы ужасная оплошность никогда не стала достоянием широкой общественности. Боялся осуждения? Или известие о насильственной смерти члена монаршей семьи могло пошатнуть мнимую неприкосновенность династии Хари? Скорее всего, и то и другое.
«Во время следствия леди Сорфилия вызвалась пройти идеограф. Никого не напоминает, мой маленький отважный орешек? Видимо, надеялась, что суду будет достаточно ночных разговоров с супругом, в которых лекарь делился успехами подобранной терапии и искренне радовался малейшим улучшениям в состоянии пациентки. Иногда я думаю, что он действительно мог вылечить Аптеру. Вспоминаю проклюнувшийся румянец на впалых щеках, и как она впервые за много дней вдруг попросила тёплого куриного супа. Меня всякий раз душит мысль, что у неё был реальный шанс прожить эту хренову жизнь, стать женой и матерью, взойти на престол и привести Мистолию к небывалому расцвету.»
«Вы любили принцессу?» — в лоб спросила Меральда. Алес Роз чуть ли не лежал на ней, регулярно имитируя волнующие ласки любовников, с какой стати девушка должна с ним деликатничать? К тому же она и так ловила отголоски щемяще нежного чувства, то и дело проскальзывающие в трансляцию.
«Наверное», — равнодушно откликнулся профессор, зарылся в её волосы и осторожно чмокнул в основание шеи.
«Пожалуйста, перестаньте. Я не собираюсь на вас кляузничать,» — взмолилась студентка, ощущая непрошеный трепет, медленно сползающий по позвоночнику. Алес проигнорировал её просьбу и просто продолжил рассказ.
«Так вышло, что историк Бравиати отдала этой треклятой машине почти все свои воспоминания. От неё осталось совсем немногое — короткие эпизоды из далёкого детства и одно относительно свежее, по крайней мере, на тот момент. Она сидела в библиотеке, с носом зарывшись в книги. Полагаю, искала изображения трав или рецептов, чтобы помочь супругу в необычном направлении лекарского дела. Сорфилия была так увлечена, что ни разу не подумала о муже. Может, балансировала где-то на грани, очень близко, но без образов. Разумеется, по моим предположениям — сама леди никому об этом не обмолвилась. Иначе зачем она так методично посещает архив каждый третий день недели?».
Меральда попыталась представить, каково это — искать утраченное чувство в кромешной мгле забытья, и что-то в ней с хрустом надломилось. Женщина долгие годы гонялась всего лишь за призраком той любви, которая раньше была её сутью, основой жизни, квинтэссенцией бытия. Да лучше бы идеограф вынул всё подчистую, чтобы она забыла, как дышать. Потому что любовь была её воздухом, потому что теперь она задыхалась, раздробленная, неполноценная, с огромной саднящей дырой в груди, вздымающейся по привычке. Ей словно показывали кусочек недостижимого счастья, глумливо одаривали бесплодными надеждами, изо дня в день. Разве могла она снова разглядеть Азесина за этой эфемерной мечтой? Полюбить хоть кого-нибудь, включая себя? А себя она точно возненавидела, поскольку умом осознавала: лекарь Бравиати и есть та недостающая половина, вырванный клок души, но упрямое сердце отказывается биться быстрее. Царедворцы приклеили к её имени издевательский статус вдовы, будто Сорфилии мало метаться в клетке с остатками фантомных чувств, гоняться за смутным шлейфом гармонии и неги, окружённых сплошной чудовищной пустотой.
«Суд не посчитал доказательства убедительными и приговорил Азесина к изгнанию. Королю такое решение не понравилось — зыбкие представления о тумане допускали, что убийца его дочери может остаться в живых, пусть и за пределами изученного мира. И воспользовался правом причастности, заменив гуманное наказание на передачу преступника в лаборатории фармации. Понятия не имею, что там с ним делали…»
Профессор занервничал. Девушка поймала тонкий резонанс лжи, похожий на колебания туго натянутой струны. Наверное, не хотел пугать Меральду жуткими подробностями, ведь результат работы генетиков она уже видела собственными глазами. Этого хватило, чтобы её чудесный ярко-розовый мир поблек. Зато теперь она поняла, зачем штатный лекарь гарнизона так рисковал, занимаясь незаконными абортами. Дети с нарушением генома принадлежали фармации, их изымали сразу после невнятного теста, а Бравиати просто не мог позволить живым человеческим существам корчиться в вечных муках, повторяя его кошмарный путь. Умереть, так и не родившись, стало тем единственным милосердием, которое он был в силах им подарить.
«Леди Сорфилии разрешили жить при дворе. Комиссариат знал, какие воспоминания у неё отняли, но пребывал в неведении относительно тех, что остались. Без тщательного надзора женщина могла стать опасной для короны. Брата лишили права наследования и отправили на учёбу в Миражийскую Школу. Поверь мне, правление Тобиэла Второго стало бы гораздо более мрачным временем, чем грядущая эпоха анархии и хаоса. В этом я полностью согласен с опекуном. Ещё непростительных два года я бесцельно фланировал по коридорам дворца и всё думал: а как Аптера сумела добраться до спальни Бравиати? Она была так слаба, что едва удерживала стакан. Даже если ей внезапно стало лучше, неужели никто не видел последнее маленькое путешествие принцессы? Её камеристка, стражники, горничные? На моей памяти глазницы окон никогда не закрывались и что же, именно в ту ночь все беспробудно спали? Но я наивно полагал, что не могу быть умнее взрослых, да и кто станет слушать ребёнка? А в пятнадцать решил пойти по стопам брата, выучиться и докопаться до правды на законных основаниях. Меня не взяли, я завалил тестирование. В каждом, на хрен, учебном заведении Мистолии, по всем долбаным специализациям я получил отказы. Как тебе история неудачника? Впечатляет, а?»
Студентка прикинула даты — Алесу двадцать шесть лет. Странно, что Фиола Роз, профессор криптографии, родила королю наследника, а всего через год сошлась с неизвестным сапожником. А не должно ли быть
