Тильда. Маяк на краю света - Кейт Андерсенн
Чак взял и улыбнулся. И у меня в голове мгновенно сделалось пусто.
— Чтоб тебя морские медведи сожрали, — неожиданно наконец выругалась я, еще и вслух.
Замялась и… легла обратно, заложив руки под голову так же, как этот разгильдяй, потому что выскакивать наружу было бы глупо, как ни хотелось. Мне теперь с ним не просто шатер, мне с ним жизнь делить. Уставилась в потолок. Блики пропали. Сделалось почти темно.
Люблю. За что мне это⁈
И собиралась влюбить. Совершенно неверный метод. Когда любишь, намеренно и безжалостно влюбить не сможешь.
— Ну, ладно тебе… Это все равно уже не имеет значения. Потому что она теперь Вайд, еще более законно, чем прежде и… ну, в общем обманывать себя нечего. Моя любовь безответна — ничего не поделаешь. Но это красиво. Создает такой… романтический благородный ореол, знаешь… Который я с честью буду носить…
Благородный ореол. Сам орел. Вот какой из него…
— … переживу — от безответной любви не умирают.
Я засопела. Не умирают. Эмпирически доказано.
— Не надо мне тут откровенничать, я тебе «не друг».
— Но мы завтра женимся. А брак без честности — это же ночной кошмар.
Ха! Фырканье получилось неудачным и вышло через нос.
— Ты — и честность? Это совместимо?
— Тогда хотя бы ТЫ будь честна. Что скрываешь ТЫ? — Кастеллет пропустил мой выпад мимо ушей и все перевернул по-своему.
Как всегда. Гад. Жизнь мне тоже перевернул, и не замечает. Что я скрываю⁈.
Я хотела скептично усмехнуться, но вдруг… расплакалась. Е-мое! Вот уж не ожидала. Кастеллет зашевелился, шуршанул шкурами и… обнял меня.
— Тиль… ну, чего ты? Испугалась, трусишка?
— А ты думаешь… это вы привычны… а я… а я домой хочу-у… — тихо пробубнила я у него на груди, даже не предпринимая попыток оттуда выбраться.
— Ну, ну… — он нежно гладил меня по голове, и, если опустить прошлое и будущее, момент был идеальным. — Вернешься ты еще в свою башню, к своему старому клену, к розовым горшкам…
Я заскулила еще сильнее. Моя башня, мои розы…
— Их теперь никто не поливает…
— Вернемся и посадим новые.
— Вернемся? Ты шутишь⁈ Мы же с острова выберемся. О камни разобьемся. А даже если нет — еще на конец света плыть, а там солнечный ветер, звездная пыль и еще Видящий знает чего…
— Тиль! — засмеялся Чак теплым дыханием мне прямо в макушку. — Нечто думаешь, не справимся? Заря, я, темнейшество — мы все прожженные герои! Ты сама сказала!
Ну… он был прав. Я хлюпнула носом. Жених осторожно нащупал завязки маски у меня на затылке, распустил, снял, промокнул слезы Видящий знает откуда взявшимся платком. Приложил к носу.
— И тебя вытащим, трусишка. Ну, давай.
— Чего?..
— Высморкай это все. Неужели мама так не делала? — он пару раз легонько нажал на ноздри сквозь платок. — Моя говорила «давай продуем нос». Ну?
Прозвучало смешно. Я тихо засмеялась сквозь слезы и послушалась уговоров — «продула нос». Его и правда заложило. Вот одна из причин, по которым всегда избегала плакать.
Я отобрала платок и закончила дело сама. Насколько это было возможно. Прогундосила:
— Что стало с твоей мамой? — я ведь ничего о госпоже Жан-Пьери не знаю.
— О, это давняя история… И не очень веселая. И — увы — на перемену ее конца нет шансов, как у твоей.
— Вот знаешь, Чак, когда ты говоришь вот так — ты будто правда мужчина.
— А я не «правда мужчина»?
Было странно вот так говорить в темноте, разглядывая только легкую, будто звездную пыль в воздухе в узкой полоске лунного света. И шкуры, и угадывающиеся очертания наших ног под ними. Алиса уснула, наверное, и больше не искрила. Мотыльки тоже не нарушали ночного покоя, если это так можно назвать. Легкий ветерок трепал полу шатра, и свет порой показывал призрачно белую руку Чака, которая по-прежнему покоилась на моем плече.
— В большинстве своем ты ведешь себя как капризный испорченный мальчишка.
Чак негромко хохотнул. Снова мне в макушку. Так лежать на нем было уютно и тепло. В конце концов… могу себе позволить. Тем более, что народ Гудру требует от жениха и невесты «спать вместе» перед свадьбой. Требования идеально удовлетворены.
— Шарк тоже так говорит.
— Почему?
— Почему так говорит?
— Нет, почему так себя ведешь?
Чак не ответил. Было слышно, как где-то совсем рядом по-лягушачьи трещит ночной козодой.
Я переспросила в тишине:
— Чак?..
— Тиль, это уже… слишком. Лично.
Я вывернулась, вытащила ларипетру из корсета и посветила ему в лицо. Кастеллет отпрянул от неожиданности — кристалл вдруг загорелся особенно ярко.
— И это благодарность за утешение! Тиль! Ты от братца научилась фокусам допроса⁈
Мы расхохотались, какое-то время боролись — я пыталась засветить ему в глаз, а он — уклониться и одновременно вырвать кристалл.
Но… снаружи раздался хруст ветки и кашель. И никаких козодоев. Мы прервали нашу возню, я как обычно — замерла. Так вышло, что под Кастеллетом. Весьма… гм… неудобно. Он отодвинулся, я села, и мои стремительно краснеющие щеки больше не защищала маска. Начала шарить по шкурам в ее поисках. Раздался голос Ро, но от сердца не отлегло, будто мы занимались чем-то противозаконным.
— Ой, я услышала, что вы не спите… Тиль, принесла тебе знаешь-что. Я не трогала, это ведь твое.
В щель просунулась ее рука с маминым кладом. Едва я несмело перехватила, как Аврора отпустила и исчезла. Коробка вывалилась в шкуры нам на ноги. Я поспешно высунулась из шатра и приглушенно позвала:
— Ро!
Ее быстро удаляющаяся фигура остановилась и обернулась. Прозвучала виновато:
— Простите, что помешала… Но я не думала… И — рада за вас, Тиль.
Послала воздушный поцелуй и побежала обратно к себе, хихикая. Мда. Я так и осталась сидеть с головой снаружи, ногами — внутри.
Это как бы я за них рада, а я — что… А мы — что…
— Слушай, а ведь это идея… Давай так и сделаем, Тиль?
Я влезла обратно, тряся головой и сгоняя наваждение.
— Что?
Огладила коробочку. Подсветила потерянной в играх ларипетрой.
— Притворимся, что влюблены. Идеальное ведь решение — и как я не догадался!
Он серьезно⁈ Я подняла полный ярости взгляд.
