Паритет интересов - Николай Александрович Живцов
– Нет, вообще не моя тема, – ответил Скворцов после того, как выпил и закусил пельменем.
– А среди тех, кто может знать карманников, знакомые у тебя есть? У тебя же должна быть агентура, – продолжил я допытываться.
– Надо поспрошать, – пожал он плечами.
– Пошли. – Я поднялся из-за стола. – Спрашивать, – ответил я на его озадаченный взгляд.
– Сейчас?
– А чего тянуть? Мне срочно надо. Банкет после продолжим, с девочками, – добавил я, чтобы сломить его сопротивление. – Есть у меня пара знакомых. Вот такие! – Я поднял большой палец вверх.
Глава 23
Всю дорогу Вадим выговаривал мне за порушенные субботние планы и за то, что я за ним увязался. Примиряло его с ситуацией лишь нанятое мною на вечер такси. Катались мы по городу уже часа три. Пару раз по требованию опера останавливались, и он куда-то уходил, но возвращался пока без результата.
Он запретил мне за ним тащиться, типа меня его стукачи могут испугаться, и я оставался ждать его в машине. Ясно, что он не хочет их передо мной светить, но приходилось относиться к этому философски. В первую очередь мне нужен был результат, а не чужие контакты.
– Никто его не знает. – Вадим плюхнулся на пассажирское сиденье.
– Это последний? – спросил я, разочарованный очередным провалом.
Вадим уставился в окно, что-то там высматривая, помолчал с минуту и, видимо решившись, предложил:
– Давай еще в один адрес сгоняем. Но если и этот не знает, то я умываю руки, – предупредил он меня заранее.
Приехали мы на окраину города, бывший рабочий поселок. Застроен он был ветхими двухэтажными бараками. Уже темнело, и улица, где остановилось такси, выглядела неуютно. Сразу было понятно, расслабляться здесь не стоит.
– Мужики, я вас здесь ждать не буду, – напряженно заявил водитель.
– Мы договаривались, – напомнил ему я.
– Мы на город договаривались, а не на эту дыру! Выметайтесь! – Он явно начал нервничать, а я пожалел, что червонец отдал ему вперед. И даже ксиву не покажешь, Скворцов развел конспирацию. – Мутные какие-то, – услышал я вслед.
Тихо ругаясь, я проводил взглядом отъезжающий автомобиль с шашечками.
– Куда теперь? – спросил у Вадима.
– Вон, видишь, остановка, – показал он глазами на бетонную конструкцию на другой стороне дороги. – Жди меня там.
Я осмотрелся. Темнота, фонарей нет, тротуаров тоже, под ногами застывшая грязь. В стороне плетется, пошатываясь, мужская фигура. Поскользнулась и падает, затем, пьяно матерясь, пытается подняться. Из дома напротив, что аккурат за остановкой, доносится громкая ругань, а из ближайшего двора гитарные аккорды и гнусавое пение.
– Уверен, что меня здесь не прирежут? – поинтересовался я.
– Если только разденут, – буркнул в ответ опер и пошагал по одному ему известному маршруту.
Хмель из нас уже выветрился, и мы оба были не в настроении.
Садиться на лавку я не стал. На остановке сильно воняло мочой и блевотиной, поэтому устроился в тени дерева и принялся ждать. Хорошо, что пуховик купил, вернее, принял в дар: к вечеру опять подморозило, и в куртке я бы точно замерз.
В одной из квартир второго этажа продолжали ругаться. Я посмотрел на освещенное окно и открытую форточку, через которую мне и были слышны женский и мужской голоса. За стеклом мелькнула фигура, словно кто-то пробежал по комнате. Вслед за ней показалась еще одна фигура, покрупнее, но уже с занесенной над головой рукой. Затем вновь крики:
– Убью потаскуху!
– Не надо!
Визг, следом грохот, словно в квартире что-то упало, и опять мужской крик:
– Убью!
Ни хрена себе тут народ развлекается. Черт, у него же топор! До меня дошло, что за предмет был у мужика в занесенной для удара руке.
Бежать кого-то спасать и подвергать себя риску, если честно, не хотелось. Я посмотрел по сторонам, словно надеясь увидеть местного участкового или хотя бы неравнодушных граждан, вроде тех, что недавно отбили от меня карманника, но, походу, в этой клоаке они не водились.
Над головой вновь завизжала женщина. Сплюнув от досады, я забежал в подъезд. Два лестничных проема, и я на втором этаже. Ногой выбил дверной замок. Ригели от удара погнулись, и деревянная дверь отворилась.
В крохотной прихожей темно, а там, где свет, внутри квартиры, раздаются удары, как при рубке дров. Наверное, женщина где-то закрылась, и мужик прорубает к ней проход.
– Потаскуха! – крикнул он и вновь стал рубить хлипкую преграду. Мне даже показалось, что я услышал, как отлетают в стороны щепки.
Вновь вспомнил, что риск не оправдан, что переть на топор с голыми руками – полный идиотизм. Не лучше ли просто вызвать милицию? Вот только вряд ли в этих бараках у кого-то есть телефон. Оглянулся в поисках чего-нибудь, что может заменить оружие, но увидел только зонт, который однозначно не подходит.
И тут прямо из-под вешалки на меня блеснули глаза. Большие и испуганные. Ребенок лет пяти, сжавшись, сидел на скамье для обуви, спрятавшись под ворохом верхней одежды.
Разнесшийся по квартире отчаянный женский крик заставил мальчика вздрогнуть и зажмуриться.
Матеря себя, свернул в комнату. Это заняло всего один шаг – не квартира, а конура.
Все так, как я и думал. Дверь в кладовую вырублена, последняя преграда – коробки – тоже скоро будет сметена. Невидимая за коробками женщина визжала. Мужик стоял ко мне вполоборота. Топор он переложил в левую руку, а правой отшвыривал в сторону мешающие ему добраться до жертвы коробки.
Я понял, что это мой шанс. Вот только чем его вырубить? На глаза попалась табуретка. Массивная, с прорезью для пальцев посередине. Ее-то я и взял за одну из ножек.
Мужик в последний момент что-то заметил, и удар пришелся не по затылку, куда я целился, а вышел смазанным, лишь пробуравил острым углом кожу на его щеке. Впрочем, и этого хватило, чтобы вывести его из равновесия. Мужик пошатнулся, и тут уже я пнул его под колено. Его еще больше развернуло, и он начал заваливаться лицом на выкинутые из кладовки коробки.
Осталось обезоружить дебошира, и я прыгнул прямо ему на руку, заставив расслабить хватку. Только собрался связать его бельевой веревкой, что была натянута по всей комнате, как сзади в спину прилетел удар.
– На пол, гнида!
Я упал на колени, пытаясь рассмотреть, кто же меня приложил. Увидел двух ментов, один из которых в меня целился из пистолета.
Только собрался сказать, что я свой, как получил удар уже в лицо. А затем на меня навалились и начали заламывать руки.
– Отставить! – услышал спасительный окрик Скворцова. – Он свой! Ты цел? – Вадик, помогая мне подняться, выговаривал: – На полчаса одного нельзя оставить!
– Слушай, извини, мы тебя за грабителя приняли. – Раскаяния в голосе старшего из наряда в звании сержанта не улавливалось.
– Есть чем вытереться? – зажимая нос, спросил я у Скворцова.
Он сдернул ближайшую с бельевой веревки тряпку и протянул мне.
Сел на корточки, привалился спиной к стене и задрал лицо вверх, чтобы унять кровотечение.
Сотрудники ППС в это время работали с хозяевами квартиры, выясняя у тех, что здесь произошло.
Молодая, не больше тридцати, но какая-то забитая жизнью женщина, в выцветшем и порванном халате, плача, объясняла, что муж напился и приревновал ее к
