Леонид Кудрявцев - Фантастический детектив 2014 (сборник)

Он ухватил кувшин, пренебрегши кружкою. Пил – жадно, большими глотками, пиво текло по бороде, по рубахе. Потом остановился, тряхнул головой. Глаза его были даже не безумными – мертвыми.

– А ты попрекаешь меня деньгами и положением, – сказал.

– Значит, вас там было четверо, – проговорил Дитрих, на которого, казалось, все слова Йоханна Клейста произвели впечатление не большее, чем посвист иволги. – И вы нашли Курта Флосса и его семью.

– Нашли! – зашелся хриплым диким смехом Клейст. – Нашли! Спроси его, спроси эту жирную сволочь, как мы их нашли. Он всегда любил золотишко – словно его фамилия тянула к желтой монете, соблазняла. А Флосс как раз закончил резьбу на магистрате – вторую, у западного входа. И все помнили, во что обошлась резьба первая. И этот жирный мудак решил, что нет нужды отдавать резчику деньги, если можно просто напугать его до полусмерти. Напугать нами. А потом нам же и выдать. И ведь не прогадал, сукин сын. А я сижу в грязной лачуге, слушаю кенаря да хлещу пиво – когда не ломаю пальцы и не режу ремни из кожи. А они – таятся, прячутся по углам: я знаю, я видел. И мне страшно. Теперь, когда погиб Гроссер…

Он замолчал вдруг и вскочил на ноги. Стоял, уставясь в темный угол, и лицо его обвисло, словно тряпка. Схватил кружку – рука тряслась, словно в лихорадке, – метнул ее без замаха куда-то между стеной и узким деревянным настилом, что, видно, заменял Клейсту постель. Стукнуло деревом о дерево, раздался писк.

– Крысы… – Помощник палача повалился на табурет, свесив едва ли не до земли худые руки. – Крысы… – повторил.

А у Дитриха на лице было такое выражение, какое бывает, когда в охотничий силок попадется вместо кролика пьянчуга, забредший за каким-то бесом в лесок.

И тут скрипнула дверь, а за порог шагнул некто темный – сердце у Утера сжалось. Пришлец высморкался трубно (иволга заметалась по клетке, одинокое желтое перышко мягко опустилось на стол), отер руки о дверной косяк – и превратился в рыжего и ражего Херцера.

– Ну, а я говорил, – протрубил Херцер, словно глашатай на площади, – куда еще Найденышу податься, как не к третьему приятелю покойного Кровососа! – и добавил тише: – Пойдем, Дитрих, Ольцу надобно сказать тебе кое-что, о чем мы разнюхали по тавернам.

И тогда-то Утер понял, что рыжий пьян: в зюзю, вдрабадан, до положения риз. Пьян, хотя стоит твердо на ногах и внятно говорит разумные слова. И что бурлящая в нем ярость, огненная горячая ненависть, готова выплеснуться, вгрызться в мир – словно огонь в сухостой. И не хотел бы Махоня оказаться у той ненависти на пути.

Потому он безропотно поднялся вслед вставшему с лавки Дитриху и оглянулся на Клейста только от дверей: помощник палача сидел все так же, свесив руки меж коленями. Перед ним стоял недопитый кувшин, а в пальцах вертел и мял он кусок желтой, будто иволгово крыло, ленты.

Они не успели отойти и на полторы сотни шагов, как позади, от домика Йоханна Клейста, раздался крик – словно человека раздирали заживо.

Дитрих выругался и бросился назад, оскальзываясь на булыжниках.

Потом спазмы утихли – Махоне просто нечем стало блевать.

Все еще на коленях, он утер трясущейся рукою губы, а другой – слезящиеся глаза, но образ, увиденный им с порога, стоял перед внутренним взором. И Махоня опасался, что образ сей будет мучить его немалое время.

Подхваченный ветрами «башмачного» бунта, Утер насмотрелся за последние год-полтора немало, в том числе и такого, на что предпочел бы не глядеть никогда. Однако вид лежащего на полу Йоханна Клейста – раскинутые ноги, распяленный рот, натекшая на полу кровавая лужа, – вид сей оказался жутче многого. Да что там: страшнее всего, что ему приходилось зреть. Теперь-то понимал он, что чувствовал Гюнтер Протт на задах кабака Фрица Йоге.

Он поднялся с колен, стараясь не ткнуться ладонью в собственную блевотину. На пороге, запрокинув голову к звездному небу и широко разевая обросшую рыжей бородою пасть, сидел Херцер. И был он теперь трезв, словно и глотка пива не заливал себе в рот.

Найденыш же остался внутри домика Клейста: стоял, привалясь к косяку, и поводил взглядом по комнатке: по потекам красного, по отброшенному под стену табурету, по луже, натекшей от сбитого со стола кувшина, – пиво мешалось уже с кровью покойного. По сломанной и пустой клетке, откатившейся под самые двери.

Вышел он наружу, только когда заявился, громыхая коваными сапогами, Ортуин Ольц с пятком кнехтов.

– Что здесь, козлом вы драные мудаки, происходит?! – загремел Ольц. – И что этот в глотку пользованный мужеложец мне такое… Дырка Богородицы! – рявкнул с испугом, заглядывая через плечо вставшего на пороге Дитриха Найденыша.

– Мастера Йоханна Клейста, похоже, кто-то посадил на кол, – объяснил Дитрих, чуть подрагивающим голосом. – Как и в случае со смертью Унгера Гроссера, самого кола на месте преступленья нету. И я бы советовал отправить стражу по окрестностям – мы были шагах в полутораста, когда услышали крик.

И тут у домика объявился Альберих Грумбах. Был он в богатом камзоле, разрезы на рукавах и по подолу даже в красном свете факелов и фонарей переливались изумрудно-желтым. Но камзол скроен был не по росту его и не по плоти.

– Что здесь… – начал и он, но увидал в распахнутой двери разбросанные в стороны ноги покойника, пятна крови.

И сразу потянулся за мечом, шагая к Дитриху.

– Ты… – шипел он, а рыжебородый Херцер как-то мигом оказался рядом, приобнял его и накрыл своей лапищей руку на палаше. Грумбах дернулся – раз, другой, но Херцер держал крепко, и капитан «богородичных деток» сдался.

Дитрих покачал головой:

– Если ты полагаешь, что это сделали мы, – ты еще глупее, чем кажешься. Но вот, что убил его тот же, кто порешил твоего приятеля Гроссера, – это почти наверняка.

– Его… – Грумбах уже не выдирался из Херцеровых объятий, а на лице его появился проблеск понимания. – Его убили колом?

Найденыш кивнул.

– Только не грудь протыкали, а на кол насаживали. Скверная смерть.

И уже к Ортуину Ольцу:

– Так мы станем обыскивать окрестности или дадим убийце уйти безнаказанно?

И «башмаки», хоть и немало напуганные кровавым представлением в Клейстовом домике, прянули – по двое, по трое – по окрестностям.

Дитрих, а за Дитрихом и Утер направились следом. Найденыш сейчас похож был на гончего пса, вставшего на след: то, как вскидывал голову, как смотрел, прищурившись, в огни факелов да фонарей, закруживших улочками и закоулками этого угла Альтены.

Но все зря: «башмаки» не отыскали ни следа убийцы, вооруженного окровавленным колом.

И все же Найденыш кружил окрестностями, словно стягивая петлю. Образ этот пришел Махоне в голову, когда они в третий раз прошли мимо спаленной молнией звонницы Святого Килиана.