Темные числа - Маттиас Зенкель
Мирейя подождала у входа в стальной павильон № 1 пять минут, потом еще семь. Ей очень хотелось выяснить, по-прежнему ли тренер Анголы непоколебимо, как скала, предан кубинцам и готов ли помочь ей советом, но, наверное, у того не получилось улизнуть от экскурсии. Должно быть, Соваков выступал с очередным докладом, заняв стратегическую позицию у выхода. Решив, что и одна может скоротать время до приезда Шлыкова, Мирейя отправилась бродить по выставке. Главный павильон был обшит листовым алюминием. На задней стенке из этого тускло поблескивающего шахматного узора складывался могучий профиль Ленина. На карте СССР были обозначены все металлургические комбинаты страны, на перегородках изображалась продукция заводов и их филиалов. Встроенные в пол воздушные компрессоры поднимали пробы руды так, что те парили на уровне глаз. Мирейя собралась было поискать смотрителя и выяснить, где находится микроскопический экспонат из Тулы, но тут в павильон вошел Маватику. Тренер ангольской сборной обмотался шарфом поверх ветровки, и, судя по покрасневшему, растертому носу, сморкался в жесткие носовые платки или туалетную бумагу. Он мог бы экипироваться и лучше: насколько Мирейя помнила, он учился в Новосибирске, этим, должно быть, и объясняется его сибирский говор.
– Стальная блоха? Убежала от смотрителей, – хрипло хохотнул Маватику. – Вместо нее в павильоне «Кибернетика» теперь показывают самый большой в мире микропроцессор! А еще говорят, здесь лучший в Москве чай. Могу я пригласить тебя на чашечку?
Мирейя не знала, как понимать его шутки. Оказавшись под открытым небом, Маватику признался, что не доверяет телефонам в «Космосе», поскольку то и дело слышны посторонние голоса и обрывки команд на языке программирования. Все это неразборчиво и в быстром темпе, так что пока он не спешит делать выводы и просто шлет им чихание и извинения.
В чайной, фронтон которой украшали резные лебеди, после недолгого ожидания их разместили под навесом. Чай и в самом деле оказался недурен, а Маватику, как и раньше, рьяно заверял в своей преданности.
Радуясь, что можно наконец открыто рассказать о поисках пропавшей сборной, Мирейя говорила без передышки, то и дело спрашивая Маватику, не кажется ли ему странным то или иное обстоятельство. Он либо согласно кивал, либо вздергивал брови. Когда она описывала карантинное отделение, лицо Маватику помрачнело, но к концу рассказа он воинственно расхохотался – то, что коллеги согласились разрешить Мирейе представлять Эдуардо в соревновании тренеров, его обрадовало.
– Интересно, что же ты нам покажешь. На подготовительной встрече мы с Эдуардо коротко перемолвились с глазу на глаз, и он намекнул, что у него есть чем удивить. Ты уже видела его программу в действии?
Мирейя ответила, что до сих пор даже не знает, в чем состоит задание для тренеров, не говоря уже о возможностях программы Эдуардо.
– А Соваков взял с тебя клятву соблюдать секретность?
– Он нес что-то о чрезвычайно деликатной сфере исследования. Вы по этой причине забираетесь в хозяйственный подвал?
– Не только. В прошлый раз мы собирались в зале для заседаний, но там не хватает мощности кондиционеров. На корпусе ЭВМ хоть яичницу жарь. А сейчас мы используем еще более сильную машинку, и Соваков решил подстраховаться.
Маватику разгрыз кусок сахара и без всякой связи заговорил о маркизе де Лапласе. Тот предполагал, что интеллект, способный проанализировать энергию космоса, может просчитать его состояние в прошлом и будущем.
– Но даже М-13 профессора Карцева не смог бы так детально измерить космос; две целых и четыре десятых гигафлопса – капля в море.
– Мне знакома эта проблема, – вставила Мирейя, – всех букв в «Улиссе» едва ли хватит для описания каждого шестьдесят девятого квадратного метра Дублина, а в «Трех грустных тиграх» только каждому восьмисотому квадратному метру Гаваны присвоена своя буква. Конечно, замысел не в этом, но на основе романа точно нельзя было бы воссоздать город.
«В этой литературной ерунде я совершенно не разбираюсь», – таким было выражение лица Маватику, хотя, возможно, тренеру просто в нос залетела мушка. Он ответил так:
– Именно. Недостаток М-13 заключается в порядке величины десять в семидесятой степени, и все равно это самый мощный суперкомпьютер в мире. Не говоря уж о том, что… извини… есть серьезные возражения против детерминистского подхода Лапласа, хотя уже сто семьдесят один год назад он довольно хорошо сформулировал основную идею компьютерного моделирования.
К этому времени они допили чай и неспешно брели мимо поднятого на козелки парохода и увешанной сигнальными флажками корабельной мачты к ракете-носителю и самолету Туполева. Белый лаковый корпус сиял; пелена облаков рассеялась. Мирейя прищурилась и посмотрела под ноги. При солнечном свете на прямой, как стрела, аллее снизу ничего не проступало – сегодняшний день надежно защищен асфальтом, прошлое запечатано.
– …И тогда мы подумали, зачем сразу весь космос. Поэтому… извини… нашу задачу в этот раз следовало бы сформулировать как СЭВ-86, но некоторые посчитали, что это слишком заковыристо, – говорил Маватику, и в этот миг у ракеты «Восток», взвизгнув тормозами, остановились четыре пожарные машины и один армейский автомобиль. Их сразу окружили машины скорой помощи. Некоторые пожарные, успевшие натянуть респираторы, бросились в павильон «Энергетика». Полковник закурил. Хотя другого дыма поблизости не наблюдалось, пожарные команды быстро разматывали шланги и ставили лестницы. Под перешептывания гостей выставки из павильона вынесли первых пострадавших и передали санитарам. Судя по тому, что комсомолки с измазанными сажей щеками хихикали при каждом прикосновении спасателей, это были обычные учения. В толпе тревога сменилась любопытством, послышалась критика в адрес использования воды при гипотетическом горении металла. Тем временем на главной аллее показалась ангольская сборная и переводчица Йола Магальяйнш. Не обращая внимания на пожарных, Магальяйнш смерила взглядом Мирейю. Когда она с яростью истинной португалки накинулась на Маватику, тот хрипло хохотнул и быстро распрощался с Мирейей.
– Нам еще нужно подготовиться к сегодняшнему
