Зверь, именуемый Кот - Нани Кроноцкая
Внутренний трезвый голос хихикал. Забыть такую как я невозможно. Писавшую каждый час, рассказывающую обо всех глупых событиях своей серой жизни. Как порвались колготки, как в моем “департаменте” дизайнеры все перепились и на работу не вышли (все три). Божечки, я собралась завтра встретиться с человеком, который знает запах моего дезодоранта, помогал на “али” выбирать мне белье и советовал марку прокладок!
Я сбрендила, правда? Но это же… Кот. С самой первой минуты нашего виртуального с ним знакомства все так и было.
Тогда я еще малодушно заглядывала в научные каналы, не признаваясь совсем никому в своем грехопадении. Но увы, из науки уходят, как из балета — не на время, а навсегда. И как не напяливай пачку на толстую попу — танцевать не получится снова, поезд ушел, все свободны. Оставалось лишь только подглядывать из-за занавеса и на сцену заглядывать, время от времени, делая вид причастности. Просто так — подышать.
Флуд он и в Африке флуд и в науке. Можно вполне сделать вид, что ты в теме, постоять чинно рядом, послушать. Так и я — заходила туда поболтать с теми немногими, кто меня еще помнил, просто так — о погоде, природе и ценах на нефть.
А в тот памятный день, меня в мой факультетский канал загнал жуткий, мучительный приступ мигрени. Я пожаловалась — мне посочувствовали, немножечко стало легче. Но спустя пять минут в личку мне постучал незнакомец по имени Кот.
Смешно. Выезжая с территории медицинского городка, я вспоминала наш первый с ним разговор. О мигренях, о головной боли вообще, и о жизни. Мы тогда проболтали всю ночь, просто так, наслаждаясь ощущением близости, внезапно возникшим и острым.
Мы с ним одни книги читали и смотрели почти одни фильмы. Было странно: как будто в просторах бесконечной вселенной, старые очень друзья вдруг встретились после долгой разлуки.
Каждый день: “С добрым утром!”, “Ты ела сегодня? Не врешь?”
Кем он стал для меня? Я даже проекты рабочие с ним обсуждала, терпеливо дожидаясь, пока Кот освободиться и ответит на все мои глупые вопросы. Он снова научил меня улыбаться, видеть в людях хорошее и в будущее смотреть не зажмурившись от гнетущего страха и ужаса.
Машина такси парковалась у дома родителей. Я огромным трудом оторвалась от воспоминаний, расплатилась с водителем и поползла.
Домой идти не хотелось. Там теперь было безрадостно. Мамина болезнь окончательно убедила ее в бренности мира. Да, ей было плохо и больно: красивой и сильной женщине всегда трудно стареть. А я… я трусливо сбегала, оставляя отцу его ношу. Лишь честно оплачивала свою долю в их жизни. Мне пока нечего было дать им взамен, я сама походила все больше на пустой абсолютно горшочек без меда. Остались только стенки, и внутри пустота.
А ведь сегодня был мой день рождения, целых круглых двадцать семь лет.
Двадцать пятое мая. Дома меня ждут, наверное и точно — с подарком. Родители даже в самые трудные годы никогда не оставляли меня без него.
Все, надо ползти, оставляя свое малодушие здесь, на лавочке у крыльца. Завтра я подберу его, по дороге к автобусу, если не передумаю и не струшу.
Тяжко вздохнула и поползла.
Дома меня встретил запах свежей выпечки, мамино строгое: — “Ну я же просила!” (да, я конечно забыла счета оплатить!) Папин подарок — восхитительная чашка в корабликах. (будет стоять на рабочем столе и пусть мне все завидуют!) Мамин практичный — электрический эпилятор (я сразу почувствовала себя как никогда волосатой).
Посидели немножечко, помолчали. Я отчетливо чувствовала: отец подготовил мне надежный плацдарм для отступления. Никаких разговоров о жизни моей неудавшейся и закопанных втуне талантах не велось целый вечер, внезапно.
А Кот все молчал. Он там умер? Никогда еще за все время знакомства, за весь этот мой трудный год такого у нас еще не было. Я мысленно голодала, бесконечно поглядывая на телефон, даже мама заметила.
— У тебя снова работа?
Я не стала рассказывать им про больницу. Зачем? И про завтрашние как бы планы мои — тоже. Возможно, я наступаю на те же самые грабли, по которым ходила неоднократно.
Ведь родители понятия не имели ничего о моих отношениях с бывшим. О беременности моей неудачной, и о предательстве они просто не знали. Я молчала, а он был хорошим. Прекрасный мужчина, восходящая звезда науки, доцент, между прочим. И я: серая и никчемная дочь их, послушно писавшая ему все последние научные работы, отмеченные научным сообществом, как “прорыв”. Стало грустно ужасно.
Никуда не поеду я завтра, буду спать, выключу все телефоны, себя пожалею, опять же.
Все. Решено, в моей серой жизни всяким котам точно не место, аминь.
4. Побег
Утро было мучительным. Я вообще никогда не любила это странное время дня, надо заметить. А сегодня отчего-то еще и проснулась с ощущением глубочайшего и омерзительного похмелья: совершенно разбитой и даже измученной.
Мамино: “Тебе на работу совсем не пора, я так понимаю?” настроения не улучшило.
И куда мне деваться? Рассказать о больнице, и слушать весь день лекции о собственной жуткой никчемности? На работу теперь не сбежишь: меня туда просто не пустят, Миша-дизайнер с утра ехидно об этом уже сообщил строчкой в мессе.
А в Питер я не поеду, — вчера очень твердо решила. Нечего даже пытаться, нет-нет.
Вот люблю я себя загонять в такие безвыходные углы, просто профи. Браво, Илона Олеговна.
Сползла с постели, мысленно пытаясь найти пути к бегству. Поплелась умываться. На часы мне смотреть не хотелось, но огромный настенный циферблат на кухне лез в глаза очень назойливо. Кто его просит?
А ведь я успеваю еще…
Как же страшно… Будь что будет, поеду! Просто погуляю по городу, отдохну, в кафе посижу, выключив телефон. Хотя… Кот ведь забыл обо мне, просто ляпнул и выкинул из головы, чего же опасаться? А больной И.О. Король точно стоит немного развеяться.
План побега родился, и я побежала. Зачем-то напялила (под мамино громкое фырканье) темно-бордовое платье-футляр, (когда-то давно, в другой жизни пошитое мне мастерицей-подругой). Ни разу не одевала его еще, и даже не знала, насколько оно мне идет. Вдохновилась, впервые за последние лет пять даже накрасилась,(стырив у мамы из косметички тушь, помаду и тени).
Она у меня
