Константин Соловьёв - "Мерценарий"

- Я вам даже завидую, - сказал Танфоглио почти нежно. Глаза еще все еще улыбались, - Вы станете будущим для Пасифе, а может и всей Солнечной системы. Быть может, ваша нервная ткань даст спасение для многих безнадежно больных и увечных. Подумайте об этом. Не так уж много обитателей грязного дна под названием Пасифе может умереть, чувствуя себя спасителем.

- А вы умрете, чувствуя как ваши обгоревшие мозги вываливаются на землю!

Маадэр вновь почувствовал неудержимое желание схватить лежащий на изящном столе «Корсо» и всадить весь его барабан в элегантную фигуру Танфоглио, обтянутую дорогим серым сукном. Но не пошевелился.

- Грубость ни к чему. Чувствуйте себя героем.

- Чувствуйте себя дерьмом, - Маадэр плюнул, целясь ему в лицо, и тут же почувствовал, как оглушающая боль четырьмя острыми шурупами вкручивается в основание черепа.

Танфоглио равнодушно вытер плевок с лацкана своего пиджака тыльной стороной руки.

- Не трогать, - приказал он. Один из слуг бесшумно шагнул назад, опуская кастет, - А вы прощайте, господин Маадэр. Боюсь, мы с вами уже не встретимся. Но все равно мне было приятно провести полчаса в вашем обществе. Увести.

Маадэр с запоздалым сожалением подумал о том, что так и не допил остатки вина.

15

- Это здесь. Наверно, вам лучше подождать у входа.

Один из йоки молча покачал головой. За всю дорогу Маадэр еще не слышал, чтоб кто-нибудь из них открыл рот. Возможно, подумалось ему, речевой центр безмолвных исполнителей «Чимико-Вита» был подавлен в глубоком детстве, но являлось это побочным действием огромных доз синтезированных гормонов или запрограммированным видоизменением нервной ткани, сказать было сложно. Маадэр этим и не интересовался. Куда больше его волновало наличие двух молчаливых призраков за собственной спиной.

На улице они держались как обычные обитатели Восьмого – смотрели по сторонам, щурились, иногда зевали. Но все это было маскировкой, примитивным алгоритмом, заложенным в них с целью мимикрии. Они были молчаливыми исполнителями, такими же бездумными, как рабочие пчелы в улье.

«Или шершни, - поправил сам себя Маадэр, - Огромные человекоподобные шершни».

Их металлические жала он уже успел ощутить несколько раз – когда внезапно изменял направление движения или скорость шага. Йоки быстро дали ему понять, что с ними не стоит шутить. За каждой, даже самой невинной, провокацией следовало наказание – незаметный для прохожих, но крайне болезненный тычок шипастым кастетом под ребра или в спину. Его сопровождающие могли выглядеть дураками, но таковыми на самом деле не являлись. Маадэру пришлось быстро откинуть мысль о том, что их можно обмануть.

Даже если он стремглав бросится по людной улице, рассчитывая спрятаться в пузырящейся толпе, или попытается на ходу вскочить на гремящую тушу монорельса, люди Танфоглио быстро его укоротят. Но он не собирался соревноваться с ними в скорости.

«Ты уверен, хозяин? – недовольно спросил Вурм, - Я знаю, что ты задумал, и мне это до крайности не нравится».

«Я уверен в том, что не хочу умирать. Если это моя единственная возможность отсрочить смерть, пусть и на пару часов, я ею воспользуюсь».

«Шанс невелик».

«Меньше нейронного аксона, - подтвердил Маадэр, улыбаясь своим конвоирам, - Но я его использую. И выжму до конца. Я не гожусь в качестве соперника для «РосХима» или «Чимико-Вита», я всего лишь мерценарий. А значит, буду разыгрывать обычные карты мерценария – наглость и внезапность».

«Люди, которые идут за тобой, профессионалы, - раздраженно напомнил Вурм, - Я могу дать тебе скорость и силу, многократно превосходящие обычные человеческие параметры, могу дать реакцию и выносливость, но лишь на очень ограниченный промежуток времени. Они же – совершенные органические машины для убийства, против которых у тебя практически нет шансов. Возможно, у тебя был бы небольшой шанс в перестрелке, но эти парни не дадут тебе даже поднять ствол. К тому же, у тебя даже нет оружия».

Маадэр ухмыльнулся. Отчасти для Вурма, отчасти потому, что испытывал в этот момент пьянящую радость. Дарованную не воздействием окситоцина на нервные окончания, а предвкушением того, что должно вскоре произойти.

«У меня есть оружие. Я не самый грозный хищник на Пасифе, скорее напротив, я всего лишь мелкий падальщик, плотоядный биологический мародер. Но я живу здесь уже много лет и до сих пор цел, а корпорации пожирают друг друга с нескончаемым аппетитом. Пора вспомнить, какими качествами меня наделила эволюция Пасифе».

Прохожие не обращали внимания на компанию из трех мужчин, несмотря на то, что двое из них, весьма похожие лицами, держались всегда на шаг позади. «Возможно, со стороны мы выглядим как преуспевающий наркоторговец с парой телохранителей», - подумал Маадэр почти весело.

Он чувствовал себя лучше. Оказавшись вне стеклянного шпиля "Чимико", он ощутил облегчение - словно покинул мощное силовое поле. Здесь уже была не территория Танфоглио или Макарова, это была его, Маадэра, территория. Почти его родина. Его привычный ареал, где он много лет охотился на более мелкую добычу, прятался в зарослях, выслеживал, убегал, затаивался. Он чувствовал себя здесь дома. Здесь не было хорошего дерева, больших письменных столов и стеклянных стен, здесь каждый предмет выглядел так, как должен был выглядеть, тут нигде не было позолоты и ничего из окружающего не касались руки дорогих дизайнеров.

Мир нарочито неброской роскоши, дышащей достоинством и силой, остался позади. Люди, создававшие его, чувствовавшие себя в нем хозяевами, ленивыми акулами в неприступных логовах, были сильны и хитры, они устанавливали законы и руководили чужими жизнями. Они были непобедимы. Но у них было слабое место - эти хищники приплыли из чужих вод. А Маадэр жил на Пасифе уже давно.

Он улыбался, не задумываясь о том, как смотрят на него прохожие и о чем думают бесшумно скользящие за спиной тени.

Иногда у маленькой рыбешки, когда ее преследует тот, кто несоизмеримо больше и сильнее, есть только один шанс избежать зубов. Вернуться домой. Туда, где преследователь, не рассчитав своей массы и скорости, порежет брюхо о скалы и запутается в ядовитых водорослях. В те места, над которыми он всю жизнь проплывал, гордый и уверенный в себе царь подводного мира, но в которые никогда не заглядывал.

Маадэр улыбался почти всю дорогу. И улыбался до тех пор, пока не остановился у неказистой и потрепанной ресторанной вывески, слезающая позолота которой всегда напоминала ему коросту безнадежно больного лепра. За минувшие сутки здесь ничего не переменилось, разве что в каменных сколах фасада угадывались свежие отметины от пуль. Маадэр улыбнулся им, как старым знакомым.