Камер-юнкер - Валерий Пылаев
Нет, никаких иллюзий по поводу своей способности одолеть в поединке матерого Одаренного четвертого или третьего класса я, конечно же, не имел.
— Нет, разумеется, вы бы не встали, — вздохнул Куракин. — Зато ваш ум непременно помог бы распутать весь этот клубок куда раньше. И тогда, возможно…
— Какой клубок? О чем вы вообще говорите, черт возьми? — Я уже даже не пытался скрывать буквально распиравшую меня злость. — Вы сами заварили всю эту кашу, генерал! И можете сколько угодно прикрываться разговорами о благе Империи, о необходимости жертв, но…
— Это правда, — оборвал меня Куракин. — Но правда так же и в том, что меня, как и вас, обманывали. С самого первого дня и до…
— Вот как? — Я остановился. — Собираетесь выставить себя невинной жертвой?
— Ни в коем случае. И все же подумайте, ваше сиятельство — почему меня объявили мертвым? Почему штурм Зимнего провалился? И почему враги короны все еще на свободе? — Куракин развернулся на каблуках и навис надо мной черной громадиной. — Вы выслушаете меня, нравится вам это, или нет, князь — а выводы будете делать потом… В конце концов, я не отрицаю свою вину перед государством — и не собираюсь делать этого впредь.
Последние слова генерала прозвучали тихо и как-то… нет, не то, чтобы жалобно — но достаточно искренне. Вряд ли он собирался каяться и посыпать себе голову пеплом — меня притащили сюда уж точно не выслушивать извинения. И все же Куракин не врал… сейчас — не врал, и я чувствовал это даже без родового Дара.
— Подозреваю, жандармы отыскали в панцере обгоревшее тело с подходящими знаками отличия — и не стали разбираться. Видимо, кому-то не терпелось поскорее объявить меня мертвым.
Багратиону… нет, не только ему, конечно же. Но именно его светлости труп мятежного генерала, можно сказать, принес орден Андрея Первозванного — а заодно и проложил прямую дорожку к вожделенному чину канцлера. Власть, возросшее до небес влияние на дворянский совет, двор и саму государыню императрицу, возможность подмять под себя гвардию, расширенные полномочия тайной полиции… Любая из этих причин заставила бы поспешить, а у Багратиона их был целый ворох.
— Конечно же, они похоронили меня, — продолжил Куракин. — Но, как видите, слухи о моей смерти оказались сильно преувеличены… Впрочем, куда больше я сейчас опасаюсь другого.
Генерал явно ожидал каких-то слов с моей стороны, но я демонстративно отмолчался, хоть и не терпелось поскорее услышать… все. Ответы на вопросы, которые мучили всех уже чуть ли не целый год — если не больше. Да еще и прямо из первых рук.
— Моим друзьям почему-то тоже очень хочется видеть меня мертвым… Точнее — тем, кого я когда-то считал друзьями. — Куракин мрачно усмехнулся. — Подозреваю, потому, что заговор потерпел крах, а я могу назвать слишком много имен и титулов. И даже более того — с удовольствием это сделаю.
— В обмен на помилование? — фыркнул я.
— Вы удивитесь, князь, но не всех и не всегда заботит исключительно сохранность собственной шкуры. Даже в наш прагматичный и расчетливый век еще не вымерли патриоты. Те, для кого благо народа и безопасность государства — не пустой звук. — Куракин протяжно вздохнул. — На этом-то меня и взяли… Впрочем, как и многих других.
Я отмолчался — на этот раз, чтобы не сорваться. Генерал явно собирался по новой затянуть песню про обманутых и несчастных. Не то, чтобы я совсем ему не верил — но вслушиваться уж точно не желал.
— Все это началось три года назад… может, даже больше, не знаю. На меня вышли весной шестьдесят пятого. — Куракин снова зашагал по едва виднеющейся в темноте тропинке. На тот момент уже завербовали многих — из самых высших кругов, но нужен был тот, кто сможет возглавить армию. Лучше моей кандидатуры, похоже, не нашлось — да я и сам тогда оказался не против…
— Поднять вооруженный мятеж?
— Спасти государство, которому прослужил всю жизнь. — Куракин не обратил на издевку ровным счетом никакого внимания. — Меня смогли убедить, что война с германским Рейхом неизбежна. И что нет иного пути встретить врага во всеоружии, кроме как привести к власти достойных людей, реформировать армию, обеспечить…
— И это было так просто? — съязвил я. — Вы поверили, что кругом враги и предатели, и непременно нужно устроить государственный переворот? Что совет и ее величество лишены глаз и ушей — и не видят опасности?‥ А вас ведь считали умным человеком!
— Может, и зря… В конце концов, я солдат, а не политик. — В голосе Куракина прорезалась горечь. — Германия уже десятки лет обладает самой развитой в Европе тяжелой промышленностью. Армия Рейха сильнее и французской, и британской, и уж тем более османской… возможно, даже вместе взятых. В тридцатых и сороковых годах юнкеров в училищах готовили воевать с вполне конкретным противником… Вас удивляет, что сегодня офицеры и даже простые солдаты продолжают верить в немецкую угрозу, князь? — Куракин замедлил шаг и повернулся в мою сторону. — Меня — нет.
— Допустим… — Меня отчаянно тянуло возразить, но нужных слов я так и не нашел. — И когда же господа офицеры смекнули, что кто-то собирается загребать жар их крепкими руками?
— Куда позже, чем стоило бы, — проворчал Куракин. — Но все-таки раньше, чем этого хотелось бы тем, кто все это затеял. Я поднял полки за две недели до назначенного дня.
— Почему?
— Тогда у меня на руках были все карты. Войска, оружие, панцеры, не работающая чуть ли не во всей столице магия. Я смог привести от силы треть солдат, наступление не было толком даже спланировано — все приходилось делать в спешке, особенно захват немецкого крейсера… Но могло сработать. — Куракин остановился и засунул руки в карманы плаща. — Если бы не один прыткий юный князь.
— Какая жалость! — съязвил я.
— Именно так. Как вы понимаете, в наших рядах наметился раскол… особенно когда я понял, что корни заговора далеко за границами Российской Империи. Но они обманули сами себя, сосредоточив в моих руках
