Дело тел (СИ) - Белецкая Екатерина

— О, давно хотел спросить, но не у кого было, — вдруг оживился Фадан. — Почему у двойников так не любят гермо? Это тоже твой замысел подчинения, или это кто-то еще придумал?

— Вообще, этот ответ не для тебя. Но, так уж и быть, послушай…

Шини, Аквист, и Бакли сидели в университетской аудитории — парты пологим амфитеатром, запачканная мелом доска с полустертыми надписями, запах пыли, и ватная тишина большого здания, из которого все ушли, чтобы никогда больше не вернуться.

— Чего это мы здесь делаем? — спросил с удивлением Бакли.

— Если бы мы были дома, я бы сказал, что нас оставили после лекций для профилактической беседы, — покачал головой Шини. — И что сейчас нас будут ругать. Видимо, сильно.

— Согласен, — кивнул Аквист. — Словно мы в чем-то проштрафились.

Дверь, ведущая в коридор, скрипнула, отворяясь, они подались вперед — и в аудиторию вошел…

— А что вы тут делаете, Кестал Амсунати? — удивился Аквист.

— Это не Кестал, — возразил Бакли. — Он там остался.

— Ну, если это Кестал, то это этот… — Бакли указал пальцем куда-то наверх. — Типа бог.

Кестал рассмеялся.

— Да, вы, трое, никогда не отличались умом, — сообщил он, подходя к кафедре. — Вывод напрашивается сам собой, и делается за секунду. У вас же для его осознания ушла почти минута. Именно поэтому я небезосновательно считаю гермо низшими существами относительно двух других полов.

— Спасибо, — язвительно заметил Шини. — Очень мило.

— Правдиво, — парировал Кестал. — И правда эта вам не нравится.

— Было бы странно, если бы она нам нравилась, — пожал плечами Бакли.

— От того, что она вам не нравится, она не перестает быть правдой, — Кестал подошел к кафедре, провел по ней ладонью — на ладони остался пыльный след. — Правда вообще штука болезненная. Но есть один способ… способ, позволяющий, как минимум, сохранять достоинство.

— Это какой же? — поинтересовался Аквист.

— Принимать правду такой, какая она есть, — невозмутимо ответил Кестал. — Взять, например, вас. Кто вы такие? Ошибка природы, довесок в системе размножения. Но при этом, не смотря на все недочеты, вы имеете вполне сформированные души, более чем пригодные для использования. Не скрою, я не сразу сумел определить истинную принадлежность вашего пола, но как только определил, всё пошло просто замечательно.

— Что именно? — угрюмо спросил Шини.

— Вы — дополнение. Добавка. Вы — слуги, помощники, опора. Но для того, чтобы вы стали тем, чем должны стать, с вами надо обращаться определенным образом… вы знаете, что такое кошки, собаки, или тарглы?

— Мы слышали про кошек, — осторожно сказал Бакли.

— Ну да, конечно, от этой тупой программы, которую всё никак недосуг выдрать из-под земли и уничтожить, — покивал Кестал. — Конечно-конечно. Все три названных мною вида — это домашние животные. Первые два — человеческие, третье — драконов. У вашей расы, между прочим, домашних животных нет. Знаете, почему?

— У нас есть вельши, ацхи, — возразил Шини.

— Домашних, а не сельскохозяйственных или ездовых, — оборвал его Кестал. — Большая разница! Домашние — это те, которые живут в доме, не на улице. Которых разумное существо приближает к себе, делает практически равными себе. Взрослый таргл даже похож немножко на детеныша дракона, он столь же умилен, он будет ходить и летать за хозяином, он будет терпеливо ждать дома, когда хозяин вернется, и, скорее всего, умрет, если с его хозяином что-то случится. Тарглы преданно любят своих хозяев, те отвечают им взаимностью. Так вот. У вашей расы домашних животных нет, зато… зато есть — вы. Вы, средний пол, гермо, и есть домашние животные расы рауф, к которой по недоразумению себя относите.

— Чушь! Полная чушь! — возмутился Бакли. — У всех по три пола! У деревьев, у животных! Что ты про нас придумал?

— Только правду, и ничего кроме правды, — улыбнулся Кестал. — Сам подумай.

— Бред какой-то, — покачал головой Аквист. — Не может такого быть.

— Почему? — повернулся к нему Кестал.

— Ну потому что не может. Потому что гермо всегда, во все исторические периоды, были равноправными участниками множества событий, и…

Аквист недоговорил. Осекся.

Во все?

Да ничего подобного. Не во все. Если вдуматься, то далеко не во все — особенно тогда, когда религии, близкие к религии двойников, являлись правящими. Ученые, писатели, композиторы, священство — практически сплошь мужчины, изредка — женщины. Среди современных ученых гермо есть, но не сказать, что они так уж успешны. А мы сами? Фадан да, Фадан профессор, а сами-то они на какие должности претендовали? Максимум — архивариус? А Бакли?.. Он гермо, он годами ездил по вызовам быраспаса, и у него не было ни единого шанса не то, что вырасти в должности, но даже выбраться из общежития в собственную, пусть крошечную, комнату. И это всё потому, что мы…

— Потому что вы — гермо, дополнительный пол, просчет природы, неувязка, — жестко произнес Кестал. — И вас надо разумно ограничивать. А даже не говорю «не любить», заметьте, потому драконы очень любят тарглов, а люди очень любят кошек. Но любить — это не значит дозволять всё подряд. А кошки или тарглы, допущенные, например, к науке или власти — это вообще нелепость и абсурд. Их задача — радовать и развлекать своих хозяев. Ваша… по сути дела, тоже. С той лишь разницей, что через вас еще можно передавать геном и корректировать пол будущего потомства.

— Корректировать? — с удивлением переспросил Бакли.

— Конечно. Это быстро делается, — пожал плечами Кестал. — Когда мне нужно больше мальчиков — рождается больше мальчиков. Когда нужно больше девочек — рождается больше девочек. Ну а когда всё спокойно, то можно и вас подрасплодить. На радость тем, кто вас использует.

— А что ж ты сам в таком виде к нам пришел-то? — с интересом спросил Бакли. — Тебе, наверное, неприятно в домашнее животное превращаться?

— Почему же? Нет, нисколько. Очень удобное и приятное тело. Но если мы ведем речь о том, как правильно вас содержать, то двойники в этом преуспели. Они скрывают тело, скрывают запах — от чужих, от посторонних. Причем делают они это на самом деле для того, чтобы гермо одного мужчины не возжелал другой. И чтобы женщины не путались и не ссорились друг с другом. Пожалуй, после реформы я сделаю их религию основной. Та, которую сейчас практикует ваше сообщество, позволяет слишком много вольностей, а мне это не нравится. Например, если бы не эти вольности, вы бы сюда не попали. А вы здесь.

— Не нравится, значит, — протянул Аквист. — А больше всего, как я понимаю, тебе не нравится, что мужчины и женщины считают нас, гермо, равными себе?

— Ну, разумеется! — кажется, Кестал слегка удивился.

— А то, что у нас, средних, организм устроен даже сложнее, чем мужской или женский, тебя не напрягает? — спросил Бакли. — То, что наш мозг по сложности точно такой же, как мужской или женский, тоже? Это для тебя значения не имеет?

— Я бог, и я решаю, что имеет значение, а что нет, — отозвался Кестал. — А для меня да, не имеет. Для меня имеет значение другое. То, что у вас, к примеру, двойной набор органов — псевдомужской и псевдоженский. То, что у вас два сердца. То, что…

— И то, что наш народ так устроен — для тебя чуждо? — Бакли сделал шаг вперед. — Эй, ты, божество хреново! А ну-ка покажи, какой ты расы на самом деле! Ты же к нам вообще никакого отношения не имеешь, если над нами, равноправными, такие эксперименты ставишь, и одних возвышаешь, а других объявляешь ущербными, тогда как ни один пол без двух других и существовать-то не сможет! Кто ты такой вообще?!

Кестал не торопясь вышел из-за кафедры. Улыбнулся.

— Ну что ж, я покажу, — произнес он спокойно. — Должны же вы увидеть, как по-настоящему выглядит ваша смерть.

Бонни обнаружила себя, стоящей на пенечке посреди небольшой поляны. Деревья вокруг были облетевшие, осенние, а небо над лесом хмурилось — кажется, вот-вот пойдет дождь. Трава вокруг пенька выглядела то ли полегшей, то ли вытоптанной. Кажется, все-таки вытоптанной — словно тут, на этой полянке, совсем недавно побывала немаленькая толпа. Вообще, может быть. Те же паломники, верно? Пенек для проповедника, гревана, и слушатели, которые еще недавно стояли на этой траве.