Александр Лонс - Игра в кости

В ту ночь мы сидели на крыше, вспоминали о приключениях, в которые оказались втянуты в прошлом, правда, с разных сторон, и пили пиво прямо из банок. Это были ее последние сутки в Городе-на-Неве: завтра вечером улетала обратно в теперь уже свой Мюнхен. В Питере задерживалась всего на пару дней.

— Знаешь, чем я занимаюсь сразу же по приезде сюда, в Питер?

— Догадываюсь, — криво усмехнулся я.

— Пошляк! — Захихикала Маша и ткнула меня локтем в бок. — Вечно у тебя неприличные мысли на уме. Я езжу в метро. По разным линиям и без всякой видимой цели. Вокруг море народа, все толкаются, стараются встать поудобнее, распихивая соседей локтями. Я люблю ездить в метро, особенно в русском. Ведь там можно встретить совершенно разных персонажей. Людей, которые мне интересны. И когда я смотрю на них, то могу каждому придумать собственную индивидуальную историю с падениями и взлетами и чем-то таким героическим, вроде спасения кота с макушки дерева. Только никогда нельзя знакомиться с этими человеками, с заранее придуманной историей. Они ведь другие. Совсем. Это разрушит призрачные замки. Но что удивительно, я ведь люблю отдельных людей, несмотря на мою застарелую профессиональную мизантропию. Да, характер у меня совсем не ангельский. Я обижаю, оскорбляю, грублю, унижаю, запугиваю, предаю, разбиваю сердца. Но... Но разве это не делает таких как я людьми? Это все, конечно вредно для кармы, но, помнишь, когда-то там давным-давно люди хотели в Утопию? Идеальный город без всего того, что нам не нравится, без тиранов, без жадных чиновников, где все равны. Прикинь, как бы это было сейчас? Сколько бы по времени люди продержались без кнута? Час? Год? Меньше?.. Некоторым, черт бы их побрал, на фиг не нужна эта Утопия, им хорошо в ссорах, в ругательствах, им не хватало бы всего этого. И что дальше? После какой-нибудь кровавой заварушки Утопия снова бы ничем не отличалась от нашего нынешнего мира. Или погибла бы. Мы ходим по кругу. И когда мы думаем, что сворачиваем, находя какие-то новые пути, то просто слепо повторяем дорогу своих предков. А так... а так практически ничего не происходит, и мы все равно ходим по кругу.

Вполуха слушая Машу, я вдруг подумал, что когда-то и сам играл в подобные игры. Рассуждал о мироустройстве и несовершенстве человеческих сущностей, придумывал биографии попутчикам, наделял их разными способностями. Пока однажды не повздорил в метро со злой колдуньей, черной ведьмой, которая шутя зашвырнула меня в другой мир, откуда едва выбрался… С тех пор мир стал иным, а метро и его обитатели видятся мне совсем в ином свете.

Тем временем Маша уже сменила тему и перескочила на каких-то своих знакомых:

— Удивительно много кругом одиноких «свободных». Причем, как парней, так и девушек. Моих друзей, подруг и просто знакомых. Вот в Мюнхене. Там у меня одинокая подруга, в Канаде — одинокий симпатичный парень сын маминой подруги, в Сан-Диего — еще одинокая подруга — учились вместе. Кстати, может познакомить с парнем из Канады подругу? Отличная идея! Вот займусь когда приеду. Но таких же и по месту моего прежнего жительства предостаточно. Это я и Питер и Москву имею в виду. Хороший друг Дима-историк, уже закоренелый, видимо, холостяк. В прошлый приезд познакомила его со своей подругой Инной-дизайнером, девушкой хорошей, домашней, хозяйственной, той самой, которая и сорочки погладит и борщ сварит, и квартиру уберёт. И что я тебе скажу? Хорошие с хорошими не сходятся ни фига. Диме подавай девицу с крутым нравом, с резкими увлечениями, ему нравится, чтоб им командовали, как я потом уже поняла. Наверняка скрытый мазохист. Причем бывают просто мазохисты, а бывают скромные интроверты, еще и с кучей комплексов, прикинь? Вот в прошлый приезд. Возила ту же Инну знакомить с приятелем Андреем-аукционистом. Поехали на пикник к опушке леса. Шашлыки, вино, компания, весело, весна, цветочки кругом. Подснежники всякие. Ну ладно девочка безынициативная, ей как бы позволено. Но парень! Да возьми ты ее за ручку, отведи в лес подальше, «цветочки пособирать», а уж там обними покрепче и далее по обстоятельствам. И она ведь пойдет. Так нет же, просидели до самой ночи, как два трухлявых пня, прикинь? Только потом в щечку на прощание поцеловал, и всё. На том у них и закончилось…

А я рассеянно слушал и думал, что там, в Мюнхене, у нее наверняка какой-нибудь мужик, но я не хочу этого знать, и никогда об этом не спрошу. Здесь и сейчас она со мной, и мне наплевать, что будет через сутки.

— …если думаешь, — рассказывала Маша, — что им всем по шестнадцать лет, то ошибаешься чуть больше, чем полностью. Хорошо за двадцать, мои ровесники. В итоге они другу-другу понравились, но Инна ждет инициативы от Андрея, а Андрей от Инны…

«Вообще-то, — подумал я, — Андрей-аукционист от Инны больше инициатив уже не ждет, и вообще ни от кого ничего не ждет… если, конечно, это тот самый Андрей, что я думаю. Но раз Маша не в курсе, то пусть узнает о его гибели от кого угодно, лишь бы не от меня. Для чего ей это сейчас? Интересно, есть ли среди моих знакомых хотя бы один человек, что не знал этого Андрея Емецкого?»

— …а Диме, — увлеченно продолжала девушка,— я так поняла, нравятся крутые стервы. Вообще, мало быть просто хорошей, надо быть хоть чуток с изюминкой. Но бывают хорошие, а бывают никакие, хотя тоже вполне себе неплохие. В результате — куча одиночек, что никак не состыкуются, прикинь? Я знаю, все они — и парни, и девушки — страдают от такого положения. Да кто бы не бравировал пресловутой свободой, на самом деле в одиночестве никто оставаться не хочет. Ну, может исключение, когда люди избавляются от давно надоевшего брака и некоторое время радуются свободе. Странно все в мире, ненормально как-то. Либо черное, либо — белое. А серое с градиентными переходами воспринимается уже как особое счастье.

— Говорят, настоящие петербужцы различают сотни оттенков серого и с десяток черного, — почему-то брякнул я, а сам старался вспомнить что-то очень важное, что проскочило в монологе Маши.

— Да?

— Вот знаешь, а похоже на правду. Вокруг столько серого, черного и темно-размытого, что начинаешь забывать о других красках жизни. Сегодня специально смотрел, во что одеты люди вокруг. Такое впечатление, будто у большинства питерцев дома в шкафу лежит большая черная куча тряпок, и когда человек засовывает руку за одеждой, то шмотки берёт не глядя, ибо всё  там почти одно и то же. Черное, темное и серое. Разве что множество нюансов и сочетаний серого с черным.

— Ну, не знаю! Возле дома моих родителей тьма зданий вырвиглазного цвета, да и сама я выряжаюсь и крашусь так, будто человек-лакокраска.

— Ты — да. Значит, наполняешь этот мир цветом?