Дарья Зарубина - Носферату

— У этой модели на самоликвидацию полторы минуты таймер. А тиканье означает, что механизм самоликвидации нарушен. Так что — бегом! — мгновенно вспомнив всю информацию об андроидах, полученную в разное время от Юла, заорал я, но было поздно.

Грохнуло и полыхнуло так, что на несколько секунд мы все перестали видеть и слышать, а когда мы с Отто пришли в себя, вокруг бушевал огонь. Анна лежала на полу под стеной, накрытая сорвавшимся гобеленом.

Я бросился к ней, призывая на помощь все более-менее добрые силы, а Отто принялся прокладывать дорогу к двери. Я подхватил Анну на руки. И тут краем глаза заметил, что риммианские гобелены один за другим сворачиваются в маленькие черные комочки и падают на пол.

Кажется, я потерял сознание уже на улице. Возможно, даже на лестнице, но идею, что из подъезда меня вытащила Анна, я отмел как явно нелепую, а Отто утверждал, что к спасению непричастен и честно вынес из дома только себя, после чего лег на газон и не мог подняться до приезда «Скорой».

Во всяком случае, я очнулся на асфальте, рядом на коленях сидела моя фея и хлестала меня перчаткой по лицу. Где-то рядом матерились пожарные.

— Носферату, слава богу, ты жив, — прошептала она и бросилась меня обнимать. Контузия, подумал я, только у кого из нас? Если это галлюцинации, я буду чудовищно разочарован.

— А мы давно на «ты»? — поинтересовался я, садясь. Из-за угла появилась «Скорая», затормозила над телом Отто. Из машины повыскакивали санитары и, ощупав моего друга, принялись укладывать его на носилки.

— Шатов, помолчите, пожалуйста. Судя по тому, что к вам вернулось чувство юмора, вашему здоровью ничто не угрожает. Просто вы стали чуть грязнее, чем были до этого. — Она смахнула сажу с волос и досадливо поморщилась. — Значит, это все-таки работа нашего маньяка. Гобелены уничтожены. Я на нуле.

— А вот и нет. Может быть, маньяк и ушел, да только и гобелены при пожаре не погибли, потому что их там не было.

Анна вцепилась в меня, как кошка в ковер. Вопросы посыпались градом. Такая разговорчивость, вообще не свойственная «органам» что в женском, что в мужском лице, говорила о состоянии шока, поэтому я сперва усадил ее в машину «Скорой помощи». Запретив себе даже думать о том, чтобы прыгнуть следом и притвориться больным, я заверил врача в том, что хоть и помят, но совершенно здоров, клятвенно обещал на этой неделе сделать все необходимые исследования головы. Потом самостоятельно, как настоящий мачо, побрел на подгибающихся ногах в сторону проулка, где предполагал обнаружить Юлия вместе с «Фольксвагеном» и курящим как паровоз Экзи. В педагогических талантах Юла я не сомневался. А зря.

Он был так занят псом, что даже не заметил взрыва. В машине царил дикий верезг и такая брань на полутора десятках языков, что большую часть я даже не пытался перевести — настолько вульгарной латыни в моей семье не поощряли.

— Вернулся, нежить? — зло бросил Юлий, выбираясь из машины. — Забирай псину. Одну он выкурил. А потом этому волкодаву полегчало. Сам видишь, отбивается, гад. Кусается, как Хлоя. А с тобой-то что? Ты вроде был чище, когда уходил?

Юлий наконец отвлекся от кудрявого чудовища, запер пса в машине и теперь разглядывал меня с неподдельным удивлением:

— Тебя не было пятнадцать минут, а уже успел куда-то вляпаться. Ты там что-то взорвал?

— Нет, он сам взорвался. — Голова закружилась, и мне пришлось опереться о капот. Юлий подхватил меня под руки и помог сесть в машину.

— Кто? — встревоженно спросил он, с видом заправского доктора оттягивая пальцем мне веко, чтобы осмотреть глаза.

— Андроид, — отозвался я, не в силах отмахнуться от его назойливого присутствия. — Взорвался, квартиру всю разворотил. Но перед этим его на две половинки разрезало.

— Опять ты с шутками своими дурацкими, — фыркнул Юлий, мгновенно потеряв желание обо мне заботиться. — Не хочешь говорить, пес с тобой, не говори. Только ерунды не придумывай. Если бы я взорвался, ты бы даже не услышал. Думаешь, Марь добилась бы контроля над целым материком, если бы делала хреновых андроидов? Хотя… в ухо ему перед этим ничем не ткнули? Глубоко?

— Может быть. — Я попытался поднять руку, но все силы, видимо, ушли на то, чтобы уболтать врача и доковылять до машины. — Слушай, раскури сигаретку, а?

Юлий пробормотал что-то про галерное рабство и настоящую мужскую дружбу, но все же через минуту протянул мне зажженную сигарету. Заметив, что я даже не сделал попытки ее взять, небрежно вложил ее мне в рот. Уже через пару затяжек я почувствовал себя живым и способным думать. Но подумать мне не позволили.

Юл протянул руку, чтобы повернуть ключ в замке зажигания, и в этот момент в моем окне появилась рука в белоснежной перчатке.

— Шатов, уедешь — и я тебя посажу, — громко и возбужденно пригрозила Анна, стуча в стекло.

Юлий вопросительно посмотрел на меня. Я приоткрыл дверцу. На меня глянули совершенно сумасшедшие серые глаза следовательницы.

— О, уважаемые органы! Анна Моисеевна! Прыгайте к собаке на заднее сиденье.

Она не оценила моего юмора, но все же приняла приглашение. Экзи, лохматый и суровый, неприветливо зарычал, от чего стало заметно, что в зубах у него зажат изгрызенный окурок.

— Вы и правда думали, что сможете улизнуть, не рассказав мне о том, что заметили на месте гобеленов Суо? — Анна нетерпеливо хлопнула по карману, но, видимо, там не оказалось того, что она искала. Я предложил ей через плечо пачку, дама потянулась за сигаретой, но отдернула руку. Экзи выплюнул окурок ей на юбку.

— Да ладно, кури сам, — благодарно произнесла следовательница, уже более благосклонно посмотрев на собаку. — Вы не представите вашего друга?

— Это Экзи, пес моего дяди, Брута Шатова, — произнес я и только потом понял, что Анна спрашивала про Юлия. Юл, естественно, немедленно обиделся. — А за рулем — мой друг и помощник Юлий.

— Просто Юлий? — переспросила Анна, всматриваясь в его юное личико, на котором поперек лба красовалась длинная царапина. — Это он? Ваш помощник, который… как тот, что квартиру разнес?

— Да, я андроид, — раздраженно подтвердил Юл, избавив Анну от необходимости выбирать слова. — Надо же, Шатов, — обернулся он ко мне, — в первый раз ты мне не набрехал, и я все равно повелся.

— Да я всегда говорю только правду, — заверил я с самым искренним видом. Юл хмыкнул, бросив быстрый взгляд в зеркало заднего вида, чтобы рассмотреть даму, перед которой я так рисуюсь. По его чуть затуманившимся глазам я догадался, что он вышел в сеть и теперь шерстит публикации, посвященные Анне, — собирает информацию.

— Отличный повод измерить вашу страсть к правде, Шатов, — ухватилась за последнюю фразу Анна Моисеевна. — Что вы знаете о гобеленах? Сотрудничайте, Носферату Александрович. Я не стану спрашивать, зачем вы приходили к Штоффе. И не потому, что мне неинтересно. Просто когда вы затолкали меня в «Скорую», мне позвонил один очень серьезный человек и попросил… быть с вами повежливее, так как вы помогаете следствию по важному делу. Я привыкла слушаться советов таких людей, как он, и буду вежливой. Поэтому предельно вежливо прошу — помогите и мне в моем деле. Гобелены Суо — вот что меня интересует, поэтому я не отцеплюсь от вас, Шатов, пока не узнаю всего, что вам о них известно.